Лонгборн. "Гордость и предубеждение". Из жизни слуг - Джо Бейкер

Сара не нашлась, что на это сказать. Сделав книксен, она поспешно ретировалась.

– Так он не приедет?

– Его даже не будет в поместье. – Новость вызвала общее волнение. – Он уезжает в Лондон!

Да еще так внезапно, будто это пустяки какие-то, будто позволительно проделывать подобные вещи каждый день!

– Кажется, он собирается заехать за кем-то, чтобы привезти сюда на бал.

– Разъезжать туда-сюда – пустое это! – отрезала миссис Хилл и посетовала: – А я-то уже заказала мясо.

– Что ж, эти Бингли с их деньжищами могут позволить себе разъезжать, – заметила Полли. – Все так говорят. Я слыхала, их папаша торговал сахаром. А на сахаре можно уйму денег заработать.

Джеймс полировал столовое серебро. Саре следовало бы чувствовать благодарность, ведь он спас от этого занятия ее. Однако ей было обидно: разве плохо она справлялась со своими обязанностями, что ее работу перепоручили новенькому?

– Должно быть, очень выгодное дело, – сказала миссис Хилл. – Без сладкого никто обойтись не может.

– Мне бы тоже хотелось торговать сахаром, – мечтательно вздохнула Полли. – Вы только представьте!..

– Ты ходила бы в плавание на корабле… – Джеймс вилкой очертил в воздухе треугольник паруса. – На корабле, доверху груженном оружием и скобяным товаром. Пассаты погнали бы твой парусник на юг, до самой Африки…

Полли слушала с восторженной улыбкой. Но потом растерянно моргнула:

– Что такое скобяной товар?

– Кандалы и цепи, кастрюли, ножи, – объяснил Джеймс. – В Африке можно продать все это и оружие и купить рабов. Ты посадишь их в трюм и поплывешь в Вест-Индию, а там продашь и купишь сахар, а уж сахар доставишь домой, в Англию. Трехсторонняя торговля – так это называется. Осмелюсь предположить: Бингли, по всей вероятности, родом из Ливерпуля или Ланкастера, раз уж говорят, что они с севера.

– Я не знала, что сахар достался им такой ценой, – заявила Полли, пододвигая свой стул поближе к столу.

– Какой ценой?

– Что его меняли на людей.

– Да. – Джеймс протер вилку и слегка пожал плечами. – Так и есть.

– А вы, я смотрю, много про все это знаете, – вмешалась Сара.

Он обернулся к ней и снова пожал плечами:

– Я читал книгу.

– Правда?

– Да, правда. А что в этом такого?

– Да так, что-то непохоже.

– Почему же непохоже?

– Просто, глядя на вас, не подумаешь.

– Что? Что я умею читать?

– Ну…

Полли показалось, будто по комнате пронесся порыв холодного ветра, хотя она и не могла понять, в чем тут дело: ведь только что, мгновение назад, все так хорошо ладили. И вдруг эта перепалка между Джеймсом и Сарой – их вопросы-ответы воланом летали туда-сюда. Полли только успевала переводить глаза с одного на другую. Миссис Хилл, чинившая платье, внезапно замерла, занеся иглу над прохудившейся тканью. Полли заметила, как она переглянулась с мистером Хиллом и как тот приподнял в ответ щетинистые брови.

– Получается, вы только что назвали меня невеждой.

– Нет, но…

– Но вам просто не приходило в голову, что я, возможно, читаю больше, чем, скажем, да хоть, к примеру, вы?

– Я читаю все время! Правда же, миссис Хилл?

Экономка глубокомысленно кивнула.

– Мистер Б. позволяет мне брать его книги и газеты, а мисс Элизабет всегда дает романы, которые заказывает в платной библиотеке[4].

– Да, конечно. Романы мисс Элизабет. Уверен, они очень интересны.

Сара поджала губы, сузила глаза и, помолчав, повернулась к миссис Хилл.

– А у них там в Незерфилде служит негр, вы знали? – объявила она торжествующе. – Я с ним сегодня разговаривала.

Джеймс на миг замер, но тут же опустил голову и продолжал драить вилки.

– Что ж, – заметила миссис Хилл, – я полагаю, что миссис Николс сейчас не откажется от любой помощи.

– И ведь представить только! – Полли не терпелось вернуться к предыдущей теме. – Это какая же прелесть и какие деньжищи, и всё от сахара. Мне думается, стены у них зелененькие, словно мята, а колонны, должно быть, витые, как леденцы. А полы все из полированной сливочной помадки, а на диванах-то подушки сплошь марципановые!

– Увы, но колонны самые обычные, из местного камня. – Сара подняла шитье, подхватив иглой петлю. – О подушках ничего сказать не могу. Но марципан, по-моему, будет липнуть, если подтает от камина.

Полли кивнула и, мечтательно улыбнувшись, проглотила слюну.

– Ваше платье, мисс.

Элизабет обернулась, губы ее приоткрылись в очаровательной улыбке. И платье было чудесное – такое, что, глядя на него, невольно улыбнешься. Тончайший зеленовато-голубой муслин великолепно оттенял цвет лица юной леди. Сара бережно внесла его в комнату и уложила на кровать Джейн и Элизабет, точно барышню без чувств.

Джейн, уже облаченная в вечерний туалет, предусмотрительно держалась на расстоянии от огня, чтобы не загорелся нежный муслин, и даже не присаживалась, опасаясь помять ткань. Ее волосы были тщательно расчесаны, завиты и уложены, по спокойному лицу никто не смог бы догадаться, что творится у нее на душе. У Джейн имелось одно непререкаемое достоинство: на нее можно было положиться. Уж она-то не посадит пятна на свой наряд, не станет ворчать, распекать прислугу или капризничать, требуя к себе особого внимания. Самообладание и независимость Джейн были как бальзам для взвинченных нервов Сары. Такая милая, некапризная, истинное утешение – прямо как пудинг из топленого молока: что может быть лучше под конец утомительного дня?

Прямые, как палки, волосы младших сестер еще предстояло превращать в локоны – мучительное занятие, от которого у Сары отваливались руки и у всех лопалось терпение. В верхних комнатах и в коридорах повис запах горячих немытых волос. Для Сары это был запах раздражения и усталости: руки у нее уже покрылись волдырями от раскаленных щипцов и утюжка для волос, ноги в башмаках гудели, спина ныла. Пусть только кто-нибудь попробует сейчас вывести ее из себя – да она нарочно подпалит капризнице волосы!

У Элизабет, впрочем, локоны вились сами собой, от природы; казалось, что и в этом проявляется ее живая непосредственность и уступчивость. Она сама подколола волосы и прикрепила к ним веточку искусственных роз. Теперь, в сорочке, корсете и нижней юбке, она ожидала, пока ей помогут одеться. Элизабет подняла руки, так что стал виден темный, пахнущий мускусом пушок под мышками. Сара занесла легкий муслин над головой барышни и бережно опустила. Общими усилиями они изловчились надеть платье, потом Сара начала вдевать в узкие петли маленькие шелковые пуговки на внутренней стороне предплечья. Элизабет вздрогнула.