Тайна Анри Пика - Давид Фонкинос

Как же это ее муж мог скрывать в себе такие бурные чувства?! По правде говоря, чтение романа вернуло Мадлен к началу их собственной любовной истории. Теперь она ясно вспоминала ее. Вспоминала, как в то лето, когда ей исполнилось семнадцать, родители на целых два месяца увезли ее на север Франции, в гости к родственникам. А они с Анри уже были влюблены друг в друга, и разлука казалась им страшным горем. И они весь день не размыкали объятий, чтобы крепче запомнить свою любовь, и клялись постоянно думать о ней. С годами тот день напрочь стерся в памяти Мадлен. А ведь он оказался самым важным, – долгая разлука лишь укрепила их чувства. И, встретившись вновь, уже в сентябре, они пообещали друг другу никогда больше не расставаться.

Мадлен была растрогана до глубины души. Значит, муж сохранил в сердце этот страх потерять ее, а позже выразил это на страницах своего романа. Она не понимала, почему он решил не показывать ей хотя бы отрывки, но у него наверняка были на то причины. Да, теперь совершенно ясно: книгу написал именно Анри. И Мадлен, забыв о прежних сомнениях, с радостью окунулась в эту новую реальность.

13

Едва закончив чтение, Мадлен позвонила Дельфине. От волнения у нее даже сел голос. Она попыталась сказать, что роман написан прекрасно, но не смогла этого выговорить. И просто попросила молодую пару приехать к ней завтра.

А ночью, проснувшись, она стала перечитывать некоторые страницы, открывая наугад. Значит, вот оно как: Анри вернулся к ней через два года после смерти, словно хотел сказать: «Не забывай меня!» Да она и не забывала. То есть почти не забывала: она часто думала о нем. Но, честно говоря, она уже привыкла жить одна. Все нахваливали ее душевную силу, мужество, с которым она перенесла утрату, но это было не так уж и трудно. Она заранее приготовилась к фатальному исходу и встретила его почти спокойно. Так уж человек устроен: даже самое страшное он принимает легче, чем предполагал. И вот теперь Анри возвращается к ней на страницах этого романа.

При следующей встрече с молодыми людьми Мадлен попыталась облечь в слова то, что чувствовала:

– Странно все-таки, что Анри вернулся ко мне вот так… Мне все кажется, что я его до сей поры и не знала.

– О нет, вы не должны так говорить, – возразила Дельфина. – Просто он держал это в тайне, потому что был неуверен в себе.

– Вы так думаете?

– Да. Или же он не рассказывал вам о романе, чтобы сделать сюрприз. Но, поскольку никто не захотел издать книгу, он и спрятал ее подальше. А потом, когда Гурвек открыл свою библиотеку отвергнутых рукописей, сказал себе, что для нее это самое надежное место.

– Ну, может, и верно. Я в этом мало что смыслю, но, по-моему, роман прекрасный. И история того поэта тоже очень даже интересная.

– Вы правы, роман и вправду замечательный, – повторила Дельфина.

– Я так думаю, что он вдохновлялся нашей двухмесячной разлукой, это когда нам было по семнадцать лет, – добавила Мадлен.

– Ах, вот как! – воскликнул Фредерик.

– Да. Но вообще-то, он там многое изменил.

– Ну естественно, – успокоила ее Дельфина. – Это же роман. Но раз вы говорите, что узнали в нем себя, значит теперь не может быть никаких сомнений?

– Никаких.

– А вы как будто еще колеблетесь?

– Ох, не знаю… Я прямо сама не своя…

– Как я вас понимаю! – сказала Дельфина, поглаживая руку Мадлен.

После долгой паузы старуха продолжала:

– Муж оставил у нас на чердаке целую кучу картонных коробок. Но я не могла туда лазить. Когда он умер, Жозефина поднялась и заглянула в них.

– Жозефина – это ваша дочь? – спросила Дельфина.

– Да.

– И она нашла там что-то интересное?

– Да нет. Она мне сказала, что в них главным образом бухгалтерские книги и прочие документы нашей пиццерии. Но надо бы поискать получше, она ведь только заглянула туда наскоро, да и ушла. Может, он оставил какое-то объяснение или еще одну книгу.

– Верно! Хорошо бы все это просмотреть, – подтвердил Фредерик и удалился, якобы в туалет. На самом деле он решил оставить Дельфину наедине с Мадлен, так как догадывался, что сейчас девушка заговорит с ней об издании романа. Он побродил по дому, заглянул в спальню. И заметил там пару мужских носков, наверняка принадлежавших Анри. Фредерик подумал: «Интересно, будет ли какая-нибудь женщина хранить мои носки после того, как я умру?» С минуту он разглядывал их, и в его воображении родился образ Пика. Он походил на Бартлби, героя Мелвилла[17]. Этот скромный переписчик упорно избегал активного участия в жизни и без конца твердил о том, что предпочитает ничего не делать. Он стал символом неприятия реальной действительности. Фредерику всегда нравилась эта личность, отринувшая социальные контакты, – она-то и вдохновила его на создание «Ванны». Вот и о Пике можно было сказать то же самое. В его поведении угадывался отказ от мира людей, словно его влекло к царству тьмы, к бегству от эпохи, где каждый жадно стремится к свету.

1

По коридорам издательского дома уже пронесся слушок о неведомом шедевре. Дельфина сразу поняла, что сейчас нужно говорить о найденной книге как можно меньше, – таким образом вокруг нее удастся создать атмосферу тайны, которая быстро обрастет совсем уж невероятными подробностями. Дельфину расспрашивали, о чем этот роман, но она отвечала коротко: автор – умерший писатель-бретонец. Некоторые фразы обладают свойством прерывать нежелательный разговор.

2

Фредерик делал вид, что ревнует: «Ты теперь занята одним только Пиком. А моя постель тебя больше не интересует?» Дельфина утешала его – когда словами, когда телом. Она одевалась так, как он желал, – чтобы он раздевал ее так, как желала она. Их взаимное влечение не нуждалось в искусственных ухищрениях, чтобы сохранять свой накал, и физическая любовь по-прежнему являла собой самую сладостную из бесед. С первой их встречи время бежало все быстрее, в этом ускорении минуты мелькали так, что некогда было вздохнуть, а усталость казалась недостижимым горизонтом. Случались и другие мгновения – когда нужно было облекать чувства в какие-то слова. Ревность Фредерика к Анри Пику часто проявлялась в нелепых капризах. Дельфину раздражали эти ребяческие выходки ее друга. Видимо, от чересчур усердного писательства человек впадает в детство. Когда Фредерик изображал непонятого гения, у нее прямо руки чесались встряхнуть его как следует. На самом же деле Дельфине были даже приятны эти страхи. Она чувствовала, что нужна этому человеку, а его слабости… это ведь не врожденные пороки, а скорее легкие, вполне извинительные недостатки! Фредерик только притворялся хрупким и беспомощным; за его метаниями скрывалась немалая сила. И для того, чтобы писать, он нуждался в обоих этих противоречивых качествах. Он чувствовал себя потерянным и угнетенным, но его сердце питалось вполне реальным честолюбием. И еще одна интересная деталь: Фредерик ненавидел назначенные встречи. Ничто так не угнетало его, как необходимость повидаться с кем-то по делу, ведь для этого нужно идти в кафе, вступать в диалог. Он находил идиотским сам этот способ общения, когда человеческие существа сходятся в условленном месте, дабы за час или два обговорить какие-то проблемы. Он предпочитал беседовать с городом, иными словами – ходить. Отработав первую половину дня за письменным столом, он бродил по улицам, стараясь объять взглядом все окружающее, особенно женщин. Когда ему попадался какой-нибудь книжный магазин, его охватывала острая горечь. Он входил, осматривал это про́клятое место, наводящее уныние на любого, кто пишет и публикует романы, и сознательно растравлял себя, ища глазами «Ванну». Разумеется, его книги давно уже нигде не было, но ведь могло так случиться, что хозяин магазина забыл вернуть ее издателю или предпочел оставить на полке? Фредерик просто искал доказательство ее существования, терзаясь сомнениями: вправду ли она была опубликована? И чтобы убедиться в этом, ему понадобилась жестокая пощечина реальности. Однажды он повстречал на улице свою бывшую подружку Агату. Они расстались пять лет назад – целая вечность! Увидев ее вновь, он мысленно вернулся в ту пору, когда был совсем другим человеком. Агата знала Фредерика незавершенного – нечто вроде черновика. С тех пор она стала еще красивее, как будто рядом с ним ей невозможно было расцвести в полную силу. Их разрыв не стал драмой – скорее, он совершился «по обоюдному желанию»; эта холодная формулировка означает негласный договор между партнерами, подразумевающий в конечном счете констатацию взаимного охлаждения. Они неплохо ладили между собой, но, расставшись, больше никогда уже не встречались. Перестали звонить друг другу, обмениваться новостями. Им не о чем было говорить. Они любили, потом перестали любить, вот и все. А теперь им неизбежно предстояло затронуть настоящее. «Ну, что ты поделываешь?» – спросила Агата. Фредерику очень хотелось ответить: «Ничего», но все-таки он не удержался и небрежно сказал, что работает над вторым романом. Агата встрепенулась: «Вот как? Значит, у тебя уже вышла одна книга?» Казалось, она была рада услышать, что он осуществил свою мечту; ей и в голову не приходило, как больно его ранили эти слова. Если уж эта женщина, которую он так любил, с которой прожил почти три года и даже теперь отчетливо помнил запах ее подмышек, не знала о выходе «Ванны», значит его постиг сокрушительный провал. Он пробормотал, что очень рад этой неожиданной встрече, торопливо попрощался и ушел, не задав Агате ни единого вопроса. А она подумала: надо же, совсем не изменился, по-прежнему воображает, что он пуп земли. Ей было невдомек, что он обижен. Но эта обида имела особый характер – чисто нарциссический; она затронула самую заветную струну его души. В каком-то смысле Фредерик отказывал Агате в праве не знать, что он опубликовал роман. И важность, которую он придавал этому факту, настолько ошарашила его самого, что он предпочел оборвать разговор. Потом ему все же захотелось догнать ее. К счастью, Агата шла медленно, – хоть в этом-то она не изменилась. Была у нее такая привычка – ходить неторопливо, как некоторые читают книгу, не пропуская ни строчки. Нагнав девушку, он несколько секунд шагал рядом, поглядывая на нее со стороны, прежде чем окликнуть. Агата испуганно вздрогнула: «Ой, как ты меня напугал!» – «Ну извини, я просто вдруг подумал, что мы слишком быстро расстались. Ты ничего не рассказала о себе. Хочешь, давай сядем где-нибудь и выпьем кофе?»