Сила веры. 160 дней и ночей наедине с Тихим океаном - Федор Конюхов

Я, собственно, хожу в экспедиции и ставлю мировые рекорды не для славы, а служу людям и рекорды приношу нашей России.

Здесь, в океане, смиренно преклоняю голову перед Господом, Его славлю, и Он укрывает меня Своею славою. И если присваиваю плоды моих экспедиций, то отдаю их Господу.

И если сад считается тогда, когда в нем растет сорок яблонь, то путешественник тот, кто совершил сорок экспедиций.

Для чего альпинистский ледоруб на стене, если ты не подымаешься на вершины гор? Что такое океан для моряка? В нем нет стен. Простор для сердца, и звезды над головой.

Хочется прожить две жизни: деятельную и созерцательную. Преподобный Агафон сказал: «Духовная жизнь подобна дереву: телесный труд, подвиг – листья, а душевное делание – плоды». Святое Писание говорит: «Всякое дерево, которое не приносит доброго плода, посекают и бросают в огонь». (Мф. 3; 10).

Завершилась пятая неделя в океане. Ветер, течение, погода – без изменений. Ветер периодически заходит на север, и мне сложно держать курс на 270° (на запад), но это временно. Согласно прогнозу генеральное направление ветра – восток.

Сегодня устроил себе небольшой отдых: смог почитать книгу. У меня на борту их всего несколько. Читал «Несвятые святые» архимандрита Тихона (Шевкунова). Увлекся. Полезная книга. Так что суточный переход будет меньше обычного.

Я продолжаю жить по чилийскому времени, и график мой не меняется с момента старта из Конкона, хотя понятно, что с каждым градусом на запад мой световой день все больше и больше не соответствует бортовому времени. В какой-то момент планирую перейти на время Гринвича, а в районе Австралии – на австралийское. С каждым днем Французская Полинезия все ближе, и для меня уже пошел обратный отсчет. Сколько осталось до этих островов – это сейчас главный ориентир. А как будет дальше, не хочу загадывать. В океане в любую секунду все может поменяться.

Всю неделю по океану идут большие волны. Я все время сижу как будто ниже уровня океана и практически не вижу ровного горизонта, только когда лодка поднимается на волне. Мое рабочее место всего в 30 сантиметрах от поверхности воды.

Сегодня начали активно летать летучие рыбы, это хороший знак, значит, заходим в рыболовные места. Смотрел на летящих по воздуху рыб: какое-то сюрреалистическое зрелище – рыба летит и машет крыльями. А они, наверное, смотрят на меня и тоже думают, что за картина: человек машет карбоновыми веслами, как крыльями? Так и проходит день за днем. В России: калейдоскоп событий, Олимпиада; а у меня: океан, лодка, весла, курс – и так на протяжении многих месяцев. Я часто задумываюсь, каким вернусь из этого плавания? Океан всегда меняет человека, особенно если прожить на его поверхности полгода.

Религиозное чувство родилось в моей душе очень рано, но почувствовать Господа Бога я смог только в одиночных экспедициях. В своих путешествиях я не был первооткрывателем, как Колумб, Васко да Гама, другие мореплаватели, которые открыли материки, острова, моря и океаны. Мое открытие сугубо личное и самое важное для меня, только для одного человека. Я открыл в себе, что есть Вселенский творец – Господь Бог. Чтобы Его узреть, мне потребовалось много ночей не спать на дрейфующем льду, висеть на веревках над пропастью в несколько тысяч метров в Гималаях, замерзать и терять сознание от беспощадного холода Антарктиды, переживать и выходить из жестоких штормов в океане. Я с детства этого хотел и искал пути к Нему, только не знал, как и какие будут тропы вести к Создателю. Моя бедная мама чувствовала это и однажды с тоской в сердце сказала: «Я боюсь, что ты будешь очень одинок».

Нет солнца, идет мелкий дождь.

Продолжаю подниматься на север, хочу выйти в район 12-го градуса южной широты, это даст мне больше возможности для маневров перед островами. Сегодня день богат на события. Сначала подошли дельфины, впервые с момента старта. Но им стало скучно: лодка идет медленно, нет волны от форштевня – и, покрутившись 2–3 минуты, они ушли на юг. К обеду прилетела птица тропический белохвост. Красивая птица, я часто ее видел в тропических широтах во время своих кругосветных плаваний. Вот и сегодня был рад встрече, причем прилетела не одна птица, а целая стая, штук 10. Долго кружили над лодкой. Наверное, высматривали мелкую рыбешку в тени корпуса.

Я не писатель, да и никогда им не был и не буду. В своих экспедициях всегда веду дневник. Меня научил этому дедушка Михаил, как только я научился писать и читать. Он всегда вечером просил, чтобы я написал в тоненькой тетрадке все, что видел и с кем или с чем встречался днем.

Дедушка был парализован в последние годы жизни. Он не мог ходить и даже сидеть – все время лежал на лавке возле окна. Ему было интересно читать мои записи. Через мой детский мир, через мои глаза он, наверное, сам бывал в том мире, где я бегал босиком. Я писал по вечерам у керосиновой лампы – в нашей рыбацкой деревне не было электрического света.

Я записывал многое: сколько крольчиха принесла крольчат, какие голуби летают выше других, когда поспел виноград и так далее. В процессе открыл в себе способность к самовыражению и почувствовал потребность, возможно, присущую каждому путешественнику – рассказывать в своих дневниках о пережитом и увиденном: будь то восхождение на горные вершины или морское плавание, или сухопутное путешествие – это нечто реальное. Однако, пока оно не описано, остается слишком эфемерным, обычным воспоминанием, которое легко стирается из памяти и даже искажается в вечно меняющейся перспективе событий.

Если не могу выразить словами, делаю зарисовки. Дневники были с моими рисунками. Дедушка любил их рассматривать. Я помню, как все мое детство он лежал на лавке с белой бородой и седой головой. Худое, изможденное от болезни лицо, вызывающее в памяти лики старых византийских икон. За ним ухаживали все по очереди: мама, папа и бабушка Марфа. Дедушка чувствовал, что он со своей болезнью для всех в тягость. И однажды сказал: «Внучок, я молю Бога, чтобы Он дал больше мне прожить. Сколько я проживу, столько и будешь жить ты», – и дрожащими руками снял со своей шеи маленький серебряный крестик. Я его никогда не видел потому, что длинная борода закрывала грудь дедушки. И этот крестик повесил на мою тонкую загорелую шею. Дедушка умер, когда ему исполнилось 93 года. А крестик до сих пор у меня на шее.

Лодка быстро обрастает, уже висят по бортам тонкие водоросли. Я пока не могу опуститься в океан и почистить днище. Дело даже не в риске встречи с акулой, а просто работать под корпусом лодки сейчас невозможно: в океане большая зыбь и ветровая волна, «Тургояк» поднимается, опускается и переваливается с борта на борт. Чем дальше я буду в тропиках, тем сильнее обрастет лодка, и это скажется на скорости. В какой-то момент надо будет решиться и спуститься в океан.