Я сделала приворот, или Мужчина, мое сердце свободно - Юлия Шилова

Когда у меня не было денег, я мечтала о норковой шубе и верила, что заслуживаю лучшей жизни. Я не скрываю, что с завистью смотрела на девушек в норковых шубах. Я не обижалась на них. Просто понимала: я этого тоже заслуживаю. И норковая шуба не заставила себя ждать.

Вселенная всегда поддерживает того, кто стремится к высокой цели. Чем большего ты достигаешь в жизни, тем ещё большего заслуживаешь, и это истина. Если считаешь себя лучше других — это не значит, что ты относишься к людям с неуважением. Ты просто прогнозируешь свою судьбу. Программа жизни проста: нужно понимать, что ты уникален, что ты лучше других и заслуживаешь только самого лучшего. Поэтому я и хочу выйти замуж за самого прекрасного из мужчин. Это нормальное желание женщины, которая хочет получить от жизни по максимуму.

— Я хочу жить богато, радостно, в здравии, — продолжала я разговор с бабой Тоней. — МОЯ ЖИЗНЬ — ЭТО ТОЛЬКО ДЕЛО МОИХ РУК. Когда человек это понимает, у него происходит перезагрузка, и жизнь в корне меняется в самую лучшую сторону. Осознание себя другой принесёт новое в мою жизнь.

— Будь осторожна, девонька, — произнесла баба Тоня и тихо растаяла в воздухе.

— Баба Тоня, ты куда? Я не договорила. Давай ещё поболтаем. Не хочется пить шампанское в одиночестве.

Но небо затягивало тучами. Исчезли звезды, заморосил дождик, и сильный порыв ветра разлохматил мои волосы.

— О чёрт, — прошептала я, увидев, как ветром срывает шатёр над кроватью. — Ураган, что ли…

Поставив пустой бокал на пол рядом с постелью, я испуганно посмотрела на сорвавшийся шатёр, который унесло ветром, и принялась будить мирно посапывающего Самуила.

— Самуил, просыпайся. Смотри, какой сильный ветер. Дождь. Нужно перебираться в помещение.

Он наконец приподнял голову и непонимающе посмотрел на меня. Вдруг над крышей появился вертолёт, завис прямо над нами и… раздались резкие хлопки. Я не сразу поняла, что это выстрелы. Сделав пару-тройку кругов над нашей крышей, вертолёт улетел. Я перевела взгляд на Самуила и вздрогнула от ужаса — он лежал в луже крови.

— О боже… — Пулей метнувшись к своему телефону, я принялась вызывать «скорую». — Пожалуйста, приезжайте! Быстрее! Человека убили! Я не знаю, жив он или нет. Если жив, вдруг его ещё можно спасти! Умоляю…

У меня спросили адрес, и я обомлела — адреса я не знала.

— Я не знаю. Мы на крыше. Это самое высокое здание Москвы.

— Девушка, вы в своём уме? Бригада «скорой помощи» должна ездить по всей Москве и искать самое высокое здание?! Вы как себе это представляете? Я могу принять у вас вызов, если вы назовёте точный адрес.

— Я не знаю адреса! — завопила я.

— Спросите у кого-нибудь.

— У кого? Тут никого нет!

— Девушка, не занимайте время. Я вот сейчас с вами разговариваю, а другие люди, которым нужна срочная помощь, не могут дозвониться. Как узнаете точный адрес, так звоните.

— Да у кого я его узнаю? Где?!

Но вместо ответа в трубке послышались короткие гудки. Недолго думая, я вновь подбежала к Самуилу, пощупала пульс и, убедившись, что он ещё живой, стала тащить его волоком по крыше. Не знаю, откуда у меня взялось столько силы, но, подтащив его к стеклянной двери, я принялась спускать его по ступенькам. Я затащила его в лифт и нажала кнопку первого этажа.

— Самуил, пожалуйста, не умирай, — умоляла я сквозь слёзы. — Сейчас мы кого-нибудь встретим, и нам вызовут «скорую».

Лифт доехал до первого этажа, и двери кабины наконец открылись. Я вытащила Самуила из лифта и из последних сил поволокла в холл. Ко мне бросились охранники.

— Я не знаю, жив он или нет, — произнесла я устало. — Совсем недавно был жив. Вызовите срочно «скорую». Я не смогла, адреса не знаю.

Изумлённые охранники тут же схватились за свои телефоны и принялись звонить как в «скорую», так и в службу спасения. Я только сейчас обратила внимание, что Самуил совершенно голый, но это уже было не важно. Ужас в том, что он был буквально залит кровью. Страшно представить, сколько на нем ран.

«Реанимация» не заставила себя ждать. Не прошло и пары минут, как в холл влетела бригада врачей с носилками. Я поплотнее запахнула свою простыню, которую завязала навроде пляжного покрывала, и попыталась сесть в реанимационную машину, чтобы поехать вместе с Самуилом в больницу. Но меня грубо оттолкнули и сказали, чтобы я не мешала спасать ему жизнь. Последняя фраза меня обнадёжила. Если человека спасают, значит, он ещё жив. А если жив, значит, есть все шансы его спасти.

— Девушка, отойдите от машины.

— Я волнуюсь. Я бы хотела поехать с вами.

— У нас реанимационная машина. Посторонним в ней нечего делать.

— А я не посторонняя. Я будущая жена.

Но никто из врачей не обратил внимания на мои слова. Дверцы машины резко захлопнулись, и, включив мигалку, «скорая» помчалась в больницу. Я, пытаясь унять нервную дрожь, смотрела ей вслед.

— Девушка, представьтесь, пожалуйста. Скажите, как вы очутились в постели одного из самых завидных холостяков нашей страны и что произошло? Почему его увезла «скорая»? Только у нас! Только для наших телезрителей информация из первых уст!

Я отвлеклась от своих мыслей и с ужасом посмотрела на молодого человека, держащего микрофон. Затем перевела взгляд на мужчину с видеокамерой, и сморщилась от вспышек фотоаппарата. Холл уже заполнила полиция.

— Вы кто? Что вам от меня нужно?

— Телевидение. Отдел новостей. Ответьте на несколько вопросов. Как произошла трагедия?

— Уйдите. Уберите камеры. — Я попыталась закрыть лицо руками, но в это время с меня сдернули простыню, и вспышки фотоаппаратов замигали с удвоенной силой.

— Вот чёрт!

Я отобрала простыню и попыталась скрыться от прессы. Но мне это не удалось.

— У реанимационной машины вы кричали, будто вы — будущая жена Самуила. Что вам дало право так говорить? Вы в этом уверены? Неужели самый завидный холостяк России собрался жениться? Вы уже подали заявление? Жалеете о том, что в случае его смерти вы окажетесь в пролёте? Ведь вы могли быть наследницей, если бы подсуетились с браком чуть раньше… Какие ваши прогнозы? Он будет жить?

— Да пошли вы ко всем чертям, — обессиленно пробормотала я.

Я поспешила прочь от камер. Телевизионщики бросились следом за мной. Но меня перехватила полиция, которая устроила мне многочасовой допрос.

Когда, наконец, мне сообщили, что я свободна и могу поехать домой, но по первому зову должна прибыть в полицию, я дождалась, пока за мной приедет Танька, и, уже в своей одежде, юркнула к ней в машину. Увидев, что газетчики бросились к машине, Танька быстро надавила на газ, и мы рванули от злосчастного места как можно быстрее.

— Танька, не знаю, что произошло. Мы спали на крыше. Подлетел какой-то вертолёт, из него расстреляли Самуила. Я пыталась вызвать «скорую» — ни черта. Сама не пойму, как дотащила его вниз, до охраны. Потом эти ужасные газетчики, полиция… Полицейские так долго меня допрашивали и задавали такие неприятные вопросы с подковырками, как бы намекая, что это чуть ли не я собственноручно погубила своего любовника. Они не могут понять, почему убили только Самуила, а я целёхонька… Но я и не могу ответить на этот вопрос. У меня создалось впечатление, что всем бы гораздо больше понравилось, если бы убили меня. Я словно должна ощущать себя виноватой за то, что осталась жива.