Далекие берега. Навстречу судьбе - Ромэн Сарду

— Какого она вероисповедания? — раздался вопрос.

— Праведная католичка. Хорошая христианка. Обученная вами, она станет примерной квакершей.

— Но Оглеторп! Ваше слово!.. — протестовал отец Фрост.

— Оглеторп далеко, — сказал капитан, как отрезал. — Он во Франции вместе со своими проблемами. У меня же свои проблемы. Никто не заплатил мне за проезд этих двоих. По морским законам они находятся в полном моем распоряжении. Кто станет отрицать мое право быть хозяином моего корабля и находящихся на его борту людей?

Лили бросала на Гарри взгляды, полные отчаяния. Гарри сжал кулаки.

— Что бы вы там ни говорили, — с угрозой произнес он, — никто нас не разлучит!

Капитан пожал плечами:

— Прекрати болтать ерунду. Иначе я отведу тебя на корабль, брошу в трюм и высажу в твоей проклятой Ирландии!

Глядя на судовладельца Джеймса Уэста, капитан добавил:

— Я полагаю, что супруга этого простофили стоит, по меньшей мере, столько же, сколько и новая прочная мачта для моего «Фэамонта», как вы считаете?

Уэст понял, что имел в виду капитан, и тут же поддержал его:

— У капитана есть право!

Трое мужчин — канатчик из Бристоля, владелец кирпичной печи из Франкфорда и скототорговец из Виргинии — приняли участие в торгах, желая заполучить Лили для себя или своих сыновей.

Гарри кипел от ярости. Лили плакала.

Собравшиеся в таверне безучастно наблюдали за продажей молодой женщины, словно речь шла о продаже кирпича или древесины для бочек. Капитан был счастлив, что ему удалось продать Лили за девятнадцать фунтов в виде бочки рома!

Но вдруг раздался отчетливый звон. Все смолкли.

На стол, прямо перед Джеймсом Карпентером, упала монета достоинством в одну гинею.

Золотая монета с изображением Вильгельма III Английского и Марии II крутилась на ребре, сверкая при дневном свете, лихорадочно описывая все новые круги, а затем, затихнув, упала на столешницу.

Все собравшиеся в таверне молчали, завороженные блеском этой монеты, стоимость которой составляла тридцать фунтов стерлингов.

Гарри решительно подошел к Джеймсу Карпентеру:

— Я с лихвой плачу за свой проезд и проезд моей жены на «Фэамонте». Так что мы больше не являемся его собственностью. Извольте приказать капитану, чтобы он отпустил мою супругу, мсье.

Гарри не был квакером, но он знал, что и в таверне, и в публичном доме, в Дублине или в Филадельфии, действуют неписаные правила. И главное правило гласило: если ты хочешь, чтобы тебя услышали, надо обращаться к самому сильному.

Карпентер схватил гинею. Немного подумав, он улыбнулся и сказал капитану:

— У вас было право, но этот юноша заявил о своих правах. Отпустите его жену.

— Но это воровство! — закричал капитан.

— Вам заплатят ваши законные шесть фунтов двадцать шиллингов, — сказал Карпентер.

— Уверен, что нет! Я обращусь к мировым судьям!

— Умейте проигрывать. Не стоит превращаться в сутягу, капитан. К тому же здесь нет ни судей, ни адвокатов, ни стражников, ни тюрьмы. Вы напрасно спорите. Надо с состраданием относиться к грешникам. Поговорим о других вещах.

Карпентер повернулся к Гарри:

— Я верну вам деньги за вычетом того, что причитается капитану. Они принадлежат вам.

Шелби Фрост объяснил Карпентеру, кем были эти молодые люди, и рассказал, какое участие в их судьбе принял Оглеторп.

— Вы оба католики, которых преследуют, — сказал Карпентер. — Так добро пожаловать в Филадельфию! Надеюсь, вы будете способствовать ее процветанию.

— До чего же они честные, эти поселенцы! — сказал Гарри Шелби Фросту, когда они выходили из таверны.

— Что касается меня, то я нахожу этих квакеров скорее странными…

— Как называется это место?

— Георгиана. Лет тридцать назад здесь жила шведская семья из Норркопинга.

Перед глазами Гарри и Лили простирался земельный участок площадью в восемь акров, который нашел Шелби Фрост на берегу реки Шуилкил.

На участке стоял домик, вернее, деревянная хижина, ее архитектурный стиль был неведом в Англии и Ирландии. Домик был построен из цельных сосновых бревен, проконопаченных мхом. Крыша была сделана из дранки.

Эта часть Филадельфии была малозаселенной. Поселенцы считали, что подлинный торговый потенциал колонии — перевозки товаров по Делавэру, а не по Шуилкилу. Многие упрекали Уильяма Пенна в том, что он колонизировал этот берег, который считался бедным и слишком отдаленным. Однако поселившись здесь, Гарри Бэтман понял замысел основателя: Делавэр был морскими воротами колонии, а Шуилкил, который протекал поперек земель Пенсильвании, мог обеспечивать различными товарами всю колонию и запад, когда там будут построены города. Месторасположение Пенсильвании, которое так не понравилось Гарри в момент прибытия «Фэамонта», начинало обретать для него смысл: один километр прибрежной территории Шуилкила, который Уильям Пенн купил у племени ленапов, в один прекрасный день начнет приносить небывалые прибыли.

У Бэтманов было всего трое соседей, немцев, которые тут же пришли к ним, чтобы помочь проветрить и убрать дом и размежевать первые делянки для сельскохозяйственных культур.

Гарри и Лили никак не могли опомниться, ведь в Ирландии они никогда не стали бы собственниками. Тех денег, что они там зарабатывали, им едва хватало на жизнь.

Объездив всю Георгиану, Гарри нашел работу лесоруба. Он делал сваи и брус для палисадов. Старые лесорубы посмеивались над молодым угловатым парнем, плохо приспособленным к жизни на открытом воздухе, обливавшимся потом, поскольку топор был для него слишком тяжелым.

Лили нанялась на ферму Германтауна, небольшого городка, основанного поселенцами из Крефельда Вестфалии. На ферме пряли лен и делали масло на новых маслобойках, привезенных из Соединенных Провинций.

Простота и трудолюбие помогли Лили подружиться с Эннеке Пасториус, женой основателя и бальи[3]Германтауна. Лили стала посещать занятия в бесплатной школе, открытой Эннеке.

Совсем немного времени понадобилось Гарри и Лили для того, чтобы обосноваться в Филадельфии, где они впервые в жизни почувствовали себя свободными и счастливыми, за что Бэтманы были искренне благодарны епископу Уайту Оглеторпу. На каждой мессе они непременно молились за своего благодетеля.

Гарри расширил круг своей деятельности. Он работал пастухом, точильщиком, солил провизию на зиму, пас ягнят, обжигал кирпичи, помогал рыть дренажные канавы вдоль пахотных делянок и колодцы, взрывал горные породы, вязал сети. Работая стригалем овец, он оказал своей родине честь, поставив рекорд по настригу за день. Юноша хорошо развил свои мышцы и постепенно превратился в мужчину.