Плюшевая засада - Дарья Калинина

– А тебя уволили? Да, похоже, ты какая-то «черная вдова», только для своих хозяев. Куда ты ни придешь, всюду за тобой несчастье да беда в дом приходят.

– При чем тут я?! – возмутилась Ната. – Если один порнуху с участием подружек своей дочери снимает, я виновата? Если муж жене изменяет, да не со мной, тоже моя вина?! А красть из бюджета я вовсе никого не заставляла, они сами все еще до меня до мелочей продумали!

– Но до твоего появления все у этих людей шито-крыто было. А стоило тебе появиться, как бац! И все виновные оказываются наказаны. Ты просто какая-то посланница Немедиды!

– Немезиды, наверное? Вы ведь имели в виду богиню правосудия в эллинской мифологии?

Но Клавдия ей не ответила. Она о чем-то сосредоточенно думала.

– Вот что, – произнесла она затем, – я не стану говорить Антонине о том, что ты ее обманула.

– Правда? Вот здорово!

– Но за это ты мне пообещаешь одну вещь.

– Какую? Я с радостью, но только смогу ли?

Клавдия что-то хотела сказать, но внезапно замерла, к чему-то прислушиваясь.

Потом на ее лице появилось очень странное выражение, и она сказала:

– Вернулись! Чего застыла? Не слышала, хозяева домой прикатили? Заканчивай тут с сервировкой – и бегом на кухню. Будешь помогать Катерине с подачей обеда!

И Клавдия исчезла. А Ната побрела на кухню, размышляя по дороге, что бы могло означать выражение враждебности и неприязни, на мгновение появившееся на лице у Клавдии, когда она поняла, что домой вернулись ее хозяева. Ната была готова поклясться, что на секунду в глазах у Клавдии мелькнула самая настоящая ненависть. И такие чувства в отношении людей, которым эта женщина служила, заставляли задуматься о многом.

Прибывших было пять человек. Мужчина с женщиной и трое детей. Двое старших – мальчики, десяти и одиннадцати лет, темноволосые и кудрявые. И младшая девочка – хорошенький голубоглазый херувимчик. На первый взгляд их можно было принять за самую обычную семью – муж, жена и их ребятишки. Но быстро оказалось, что взрослые – это Светлана и Георгий, брат и сестра, дети Валентина Петровича. А малышня, соответственно, это его внуки, дети уже Светланы.

– И не спрашивай меня больше ни о чем! – раздраженно говорила Светлана, видимо, заканчивая разговор с братом, начатый еще в машине. – Просто запомни, этот человек для меня умер! Я со своими детьми вернулась к себе домой и больше отсюда ни ногой!

– Может, не стоило тебе так горячиться? Все-таки муж. Не так легко найти кого-то, когда самой за тридцать и на руках трое головорезов.

– А как ты поступил бы на моем месте? Этот человек солгал мне! Скрыл, что у него есть ребенок.

– У тебя у самой их трое.

– Я – это другое дело. Мои дети – это мои дети. А его ребенок – это его ребенок. Наследник! Прямой и, как мне было заявлено, единственный наследник! И зачем мне было выходить замуж за человека, который написал завещание в пользу не меня, а своего мальчика от прежнего брака!

– Сестренка, мне казалось, что у него девочка. Алиска.

– Девочка, мальчик – какая разница! Главное, что этот урод души не чает в этой мелкой пакостной тварюшке.

– Не стоит так выражаться при детях.

– Все в порядке, тетя Света, – раздался детский голосок. – Я не обижаюсь. Я и не такое про себя в жизни слышала. Сама прекрасно знаю, что я кусок дерьма!

Наступила тишина.

Потом мужчина спросил дрожащим голосом:

– Ты что, взяла к нам чужого ребенка?

– Блин, – растерялась Светлана. – Если Алиска тут, то где же тогда Томка? Выходит, я ее оставила у этого гада? Вот дела.

– Как ты могла их перепутать?

– Они очень похожи, – оправдывалась Светлана. – Рост, сложение, волосы. Вчера мы были у детского стилиста, обе девочки загорелись идеей сделать себе «фри роз».

– Это еще что такое?

– То, что у них теперь на головах.

– А-а-а… Розовое, стоящее дыбом и с белыми кончиками. Понятно. Значит, это прическа, а я уж подумал, что они измазались жвачкой, которая у них не отчищается. Какое облегчение!

– И они еще переоделись в одежду друг друга! – осенило Светлану. – На Алиске кофточка Томы, которую ей покупала Лиза.

– Признавайся, – потребовал Георгий у девочки, присев перед той на корточки. – Вы это с Томой нарочно придумали? Обменяться одеждой?

– Да! – с вызовом произнесла Алиса.

– И зачем?

– Потому что мы хотим, чтобы мой папа и тетя Света были вместе.

– Но тетя Света не хочет.

– Это потому что она думает, что у моего папы денег куры не клюют. И сердится. А у папы нет ни шиша!

Светлана ахнула и подскочила к девочке.

– Как это? А дом? Счета в банке? Бизнес?

– Все принадлежит моей маме. И деньги, и дом, в котором мы живем, и машина, и вообще все-все-все! Папа может пользоваться этим всем до тех пор, пока ухаживает за мной, присматривает и всякое такое. Если перестанет, тут же пинок под зад ногой. Такой у них с мамой договор.

– Детка, ты ведь шутишь?

– Ничуть! – серьезно ответил ребенок. – Они договаривались о том, кто будет за мной присматривать, а я все слышала. Мама не может, у нее бизнес, она страшно деловая и занятая. А папа никто, он только в няньки и годится. Мама даже не против была, чтобы папа снова женился. Только она предупредила: когда вернется из очередной поездки, то приедет знакомиться с вами. Если вы ей понравитесь, все останется по-прежнему. Если нет, то мама заберет меня к себе, а папе пинок под зад.

Последовала еще более продолжительная, чем в первый раз, пауза. Брат и сестра обдумывали положение, в которое попали.

– Светка, – произнес Георгий, сдавленным голосом, – это жопа!

– Сама понимаю. Если своих денег у Геры нет, а живет он тем, что выдает ему жена, то нас с тобой он вряд ли потянет. И с отцом я разругалась! И с Лизой! Господи, надо же так влипнуть!

– Так что мне делать? – подала голос Алиска. – К папе возвращаться?

– Иди наверх с мальчиками. Комната Томы украшена единорожками.

– Я знаю, она мне рассказывала.

– Иди туда и не высовывайся.

– Тетя Света, а правда, что у вас в доме есть чудище?

– Что?

– Мне Тома рассказывала, что вы у себя на втором этаже за железной дверью держите страшное чудище. Лохматое! На шести ногах! И когда его обижают, оно воет!

Светлана ничего не ответила. Она замерла словно громом пораженная. Стояла и смотрела на Алиску так, словно видела ту впервые.

А девочка продолжала канючить: