Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение - Ивлин Во

бильярде. У нас получится Настоящий Дачный Вечер, — предложил Дэвид. — Или давайте устроим Деревенский Кавардак!

— Ах я, старый греховодник, — причитал Майлс, когда его наконец усадили за карты.

Сэр Хамфри выиграл. Лорд Какаду просадил тридцать фунтов, достал бумажник и расплатился десятками.

— Он передергивал! — сообщила Оливия и отправилась спать.

— Да что ты говоришь, дорогая! Мы его за это накажем: ничего он с нас не получит, — ответил Майлс.

— Да ты что! Как можно!

Питер бросил монетку и выиграл у сэра Хамфри в «орла и решку».

— Я, как-никак, хозяин, — заметил он.

— В ваши годы, — сказал сэр Хамфри Майлсу, — мы ночи напролет резались в покер. Большие деньги выигрывали.

— Ах безобразник! — ответил Майлс.

Рано утром в понедельник «даймлер» министра перевозок отъехал от дома.

— Он, наверно, думал повидаться с мамой, — объяснил Питер, — но я ему объяснил, в чем у нее дело.

— Тебе не следовало так поступать, — покачал головой Поль.

— Да, не очень хорошо вышло. Он страшно возмутился: дескать, даже в трущобах дети моего возраста не знают о таких вещах. Он жуткий обжора. И вообще, я все время разговаривал с ним о железной дороге, чтобы он не скучал.

— По-моему, старичок не глуп, — вмешался профессор Силен. — Он — единственный, кто не счел необходимым из вежливости сказать что-нибудь о доме. Кроме того, он рассказал мне, какие бетонные конструкции используются теперь при перестройке домов для правительственных служащих в отставке.

Питер и Поль отправились в овальную классную комнату на очередной диктант.

* * *

Когда последние гости уехали, миссис Бест-Четвинд явилась, после своего кратковременного наркотического запоя, свежая и изысканная, как старинная серенада. Орхидеи, казалось, распускались под ее стопами, когда она брела по лугу зеленого стекла от лифта к обеденному столу.

— Лапочки! — мягко сказала она. — Устали от зануды Контроверса? От всей этой банды! Не помню только, кто должен был быть на этот раз… Я давно никого не приглашаю, — добавила она, глядя на Поля, — но все равно едут.

Она всмотрелась в опаловые глубины своего абсента.

— Совершенно ясно, что мне нужен муж. Но ведь Питер такой капризуля…

— У тебя кошмарные ухажеры, — ответил Питер.

— Иногда меня так и подмывает выйти за старичка Контроверса, — продолжала Марго Бест-Четвинд. — Чем не опора в жизни?! Только Марго Контроверс звучит как-то… нарочито, а? Представляете, какое он выберет имечко, если его сделают пэром?

В жизни никто не был так нежен с Полем, как Марго Бест-Четвинд в эти дни. Всюду — в сверкающих лифтах, в апартаментах и извилистых коридорах необъятного дома — он словно плавал в золотистом тумане. Утром, вставая с постели, он чувствовал, как какая-то птица щебечет у него в груди. Вечером, ложась спать, он склонял голову на руку, еще хранившую слабое благоухание изысканных духов Марго Бест-Четвинд.

— Поль, милый, — сказала она однажды, когда, держась за руки, они поднимались к беседке над прудом, на берегу которого на них только что напал лебедь, — Поль, мне не верится, что ты опять вернешься в эту кошмарную школу. Пожалуйста, напиши доктору Фейгану и откажись.

Беседку на пригорке у пруда воздвигли в восемнадцатом веке. Поль и Марго постояли на стертых каменных ступенях, по-прежнему держась за руки.

— Куда же мне податься? — молвил Поль.

— Миленький, я найду тебе работу.

— Какую, Маргарет? — Поль внимательно следил, как лебедь торжественно скользит по глади пруда, и не смел поднять глаза.

— Ну, Поль, ты бы остался тут… и защищал бы меня от лебедей… Ладно? — Марго замолчала, высвободила руку и достала из кармашка дамский портсигар.

Поль чиркнул спичкой.

— У тебя дрожат руки, милый! Ты слишком увлекаешься коктейлями, а Питер, хоть и неплохо их сбивает, злоупотребляет водкой. Право, я бы подыскала тебе приличную работу! Ты не должен возвращаться в Уэльс! На мне ведь дело покойного папы, это в Южной Америке. Разные там… увеселительные заведения, кабаре, пансионы, театры… Ну и всякое такое. Если хочешь, подберем тебе работу и будешь мне помогать.

Поль замялся.

— Я ведь не говорю по-испански… — начал он.

Это было вполне уместное замечание, но Марго только фыркнула, отшвырнула папироску и сказала:

— Пойду переоденусь. Ты что-то сегодня не в духе…

Поль снова и снова возвращался к этому разговору, нежась в глубокой малахитовой ванне, а пока одевался и завязывал галстук — дрожал, как проволочная обезьянка, вроде тех, что продают с лотков уличные торговки.

За обедом Марго болтала о всякой всячине — о том, как она хотела сделать новую оправу для драгоценностей, а ювелир все испортил, о том, что в лондонском особняке во избежание пожара пришлось ремонтировать электропроводку, о том, что управляющий виллой в Каннах нажил себе состояние в казино и отказался от места — придется теперь туда ехать и подыскивать нового человека, о том, что Общество охраны памятников архитектуры требует гарантий, что она не снесет свой замок в Ирландии, о том, что повар спятил и обед никуда не годится, о том, что Бобби Пастмастер опять просил денег на том основании, что она якобы обвела его вокруг пальца, когда совершалась купчая, и знай он, что она, Марго, снесет полдома, он запросил бы куда больше.

— Но Бобби не прав, — добавила Марго. — Ведь чем меньше я дорожу домом, тем меньше за него плачу, правильно? Ну да ладно, подкину ему немножко, а то он возьмет да и женится, а Питеру было бы очень неплохо получить от Бобби титул.

Потом, когда они остались наедине, она сказала:

— Бог знает что люди болтают о богатстве. Вообще-то, богатство не сахар, и приходится все время работать, но я бы не хотела быть бедной или даже просто… состоятельной, и богатство мое ни на что не променяю. Ты бы хотел разбогатеть?

— Смотря каким путем, — ответил Поль.

— Какая разница!

— Нет, я не про то. Но понимаешь, по-моему, есть только одна вещь на свете, от которой я бы сделался по-настоящему счастливым, и если бы это, ну… случилось, я бы, конечно, разбогател, но дело было бы все равно не в богатстве, а — как это тебе объяснить — если бы я даже был очень богат, но у меня не было бы того, что могло бы сделать меня по-настоящему счастливым, я был бы ужасно несчастен. Вот в чем фокус.

— Золотце мое, это довольно туманно, — заметила Марго. — Но мне кажется, ты имеешь в виду что-то страшно приятное.

Он посмотрел на нее, и она не отвела глаз.

— Ну что, я права? — спросила она.

— Марго, милая, любимая моя, пожалуйста, будь моей женой! — Поль обнял ее и упал