Размышления перед казнью - Вильгельм Кейтель

В конце концов Кейтель сопроводил приказ предваряющей фразой: «Такова давно обдуманная воля фюрера». Эта полемика (столь характерная в подобных случаях ведения бумажной войны) была призвана зафиксировать: несмотря на предшествовавшее длительное обсуждение, воля фюрера осталась неизменной.

Кейтель считал, что введенный Гитлером новый метод предварительного военно-полевого следствия (если сравнить его с прежним немедленным вынесением смертного приговора прямо на месте) служит гарантией соблюдения правового порядка, поскольку в приказе гестапо предписывалось после депортации арестованных в рейх передавать их дела в суд. Тем не менее сам Кейтель в эффективности этого приказа в целом сомневался.

Приказ «Мракк и туман» действительно вызвал споры как с французскими властями, так и германской комиссией по перемирию с Францией. Французы требовали, как минимум, извещения родственников о смертном приговоре. Приказ дал гестапо средство для отправки в концентрационные лагеря огромной массы узников, но это фельдмаршал, по его утверждениям, обнаружил только в Международном военном трибунале.

В своих воспоминаниях о разработке приказа «Мрак и туман» Кейтель писал: «Ясно, что увязка моего имени с этим приказом для меня — серьезное обвинение, хотя однозначный приказ о нем я получил от фюрера... Контроль за выполнением таких приказов в компетенцию начальника ОКБ не входил. Свобода действий, которая могла бы выразиться в требовании первоначальных донесений о ходе выполнения указанного приказа, потребовала бы тогда от него [начальника ОКВ] в качестве предпосылки гораздо большего знакомства с методами управления Государственной тайной полиции (гестапо — IV управление РСХА. — Прим, пер.), чем это было дозволено. Он полагал, что приказы ОКВ выполняются [этими органами] слово в слово».

Те методы, которыми Англия (не говоря уже о ее стратегической воздушной войне против тыловых областей Германии) вела против господствующей на континенте державы (заброска коммандос парашютистов, поддержка авиадесантными диверсионными отрядами вооруженных сил эмигрантских правительств или более крупными боевыми разведывательными рейдами на побережье Франции и Норвегии), вызывали у Гитлера новую взрывную реакцию.

К числу предпринятых им мер можно отнести изданную ОКВ (штабом оперативного руководства вермахта) 4 августа 1942 г. и подписанную Кейтелем памятку «Борьба с отдельными группами парашютистов», а также приказ о «коммандос», который подписал лично Гитлер.

Памятка определяла, что борьба с вражескими парашютистами всюду (будь то на территории рейха или в оккупированных областях), где имеются органы службы безопасности [СД], принципиально является делом этих органов. Схваченных во-ениослужащими вермахта вражеских парашютистов следует передавать СД. Гитлер нашел памятку слабоватой627.

После того как выяснилось, что при крупном англо-канадском десантном рейде в районе Дьеппа в августе 1942 г. (с целью: разведкой боем определить возможность высадки на южном побережье Франции) захваченных противником немецких военнопленных заковывали в кандалы и что существуют предположения об их убийстве (поскольку их транспортировка при отступлении коммандос обременительна), Гитлер пришел в еще больший ажиотаж. Несмотря на резкое сопротивление прежде всего генерал-полковника Йодля, был сформулирован приказ о «коммандос», предусматривавший смерть для всех их участников и вражеских диверсантов. Их следовало «приканчивать» в бою или при бегстве, независимо от того, вооружены они или нет. Захваченных в плен — передавать СД (если операцию против них вели органы безопасности) или вермахту. При сдаче вражеских солдат в плен частям вермахта — пощады не давать! Офицерам, действующим вопреки этому приказу, грозили тяжелейшие наказания.

Это было ударом по традиционным правилам ведения войны.

* * *

Кейтель показывает: он, а также Йодль старались затянуть письменное оформление этого приказа. Тогда Гитлер самолично составил его проект; формулировки сильно отличались друг от друга, ибо приказ по своему характеру требовал постоянной модификации. Так, Кейтель увидел себя вынужденным приказом от 30 июля 1944 г. категорически запретить применение приказа о «коммандос» к членам вражеских военных миссий при бандитских группах, действовавших в районах, подчиненных главнокомандующим фронтами «Юго-Восток» (Балканы) и «Юго-Запад» (Италия)628.

С другой стороны (особенно в начальной стадии), Кейтель пришел к выводам, которые заставили его устыдиться. Это чувство стыда он, например, испытал в ночь на 20 ноября 1942 г. в районе Эгерсунна (Норвегия), когда вылетевший из Англии грузовой планер вместе с буксировавшим его бомбардировщиком «Веллингтон» разбился при посадке: часть экипажа погибла, а остальная (более или менее тяжело пострадавшая) была взята в плен. Всех раненых, согласно приказу о «коммандос», расстреляли по распоряжению командира 280-й пехотной дивизии629.

Еще резче реагировал Гитлер на свержение фашистского режима в Италии и переход ее законного правительства во главе с королем Виктором-Эммануилом III и премьер-министром маршалом Бадольо в лагерь союзников [по антигитлеровской коалиции]. Он приказал обращаться с подлежавшими интернированию итальянскими властями и не оказавшими при этом вооруженного сопротивления немецкими офицерами, как с партизанами, и расстреливать их. Кейтелю пришлось буквально под пулями немецких карательных команд вести на греческом острове Кефалиния переговоры с представителями итальянского командования. С международным правом эти переговоры не имели ничего общего.

Картина повсюду была одинакова. На неприятные для него единичные факты несомненно противоправных действий противника (например, заковывание немецких военнопленных или приказ об их убийстве) Гитлер бурно реагировал приступами неистовой ярости. Когда он приходил в такой раж, выдвигать какие-либо контрсоображения делового, а тем более юридического характера было невозможно. Зачастую в ставке фюрера шло изнурительное обсуждение, почти всегда заканчивавшееся его разглагольствованиями. Война на Востоке выявила и бесчисленные случаи жестокости со стороны русских по отношению к раненым или военнопленным. Партизанская война уже по самой своей природе являлась безудержной. Но именно потому для Германии — той державы, которая громогласно провозглашала, что хочет спасти Запад и его порядок, было бы вполне уместно самым решительным образом добиваться соблюдения традиционной воинской дисциплины и сохранения унаследованной от прошлого воинской чести.

Там, где немецкие войска и отдельные командиры спонтанно отвечали насилием на насилие, долгом вышестоящих начальников должно было бы все-таки при помощи военных судов определять, не превышена ли в каждом отдельном случае мера возмездия. Гитлер же, обуянный недоверием к традиционному рыцарскому духу старого офицерского корпуса, шел путем прямо противоположным. Он превращал в норму возможную (а при определенных обстоятельствах даже извинительную) спонтанность действий фронтовых командиров и давал приказы на террор.