Григорий Распутин - Алексей Варламов

«Людская молва изображала Распутина весьма различно, – писал Гурко. – Наряду со слухами о его влиянии и возможности добиться через его посредство чего угодно, распространялось и то, что он святой человек, бессребреник, который помогает обращающимся к нему людям из побуждений христианской любви.

Все это приводит к тому, что у Распутина организуются формальные приемы и число посетителей на них достигает многих десятков. При этом среди обращающихся к нему за той или иной помощью, наряду с теми, которые подкрепляют свои прошения материальными подношениями и обещаниями крупных денежных сумм, бывают и такие, которые не только ничего не приносят, но еще и сами просят о денежной помощи.

Как это на первый взгляд ни странно, но Распутин стремился помочь и тем и другим. Дело в том, что у самого Распутина, по мере его возвышения, неудержимо развивалось своеобразное честолюбие. Играть видную роль, быть почитаемым за всемогущую силу, стать на равную ногу с людьми, находящимися по общественному положению неизмеримо выше его, – все это тешило его самолюбие, и он охотно поддерживал и такие просьбы, исполнение которых не приносило ему лично никаких прямых выгод. Возможно, впрочем, что он рассчитывал таким путем увеличить в общественном представлении степень своей силы, что и на деле вело и к ее фактическому разрастанию.

Дела, которые брался проводить Распутин, делились на две резко различные категории. Одни из них касались устройства судьбы сравнительно маленьких людей: выдачи им пособий, увеличения получаемой пенсии, продвижения на службе в ее низших степенях. По отношению к таким людям он, в большинстве случаев, ограничивался снабжением их короткими записками к знакомым и незнакомым ему высокопоставленным лицам. Записки эти, неизменно начинавшиеся со слов "милай, дорогой", для некоторых лиц, увы! имели такую обязательную силу, что снабженные ими просители были обеспечены в удовлетворении своих ходатайств.

Но была и другая категория дел, исполнение коих приносило Распутину крупную выгоду. Просьбы эти касались различных денежных дел, как то концессий, получения поставок и казенных подрядов, а во время войны к этому присоединились еще просьбы о зачислении куда-либо в тыл призванных в войска.

Прямых ходатайств со стороны Распутина о предоставлении кому-либо ответственных должностей, однако, не поступало».

Часто в этих историях присутствовала и эротика, и распутинское гипнотизерство.

«Прилегающая к столовой комната в квартире Распутина, где стояла его кровать, куда никто, даже из близких, не имел права войти, пока он там находился с кем-либо, могла бы рассказать много подобных жизненных драм, в ней протекших», – очень образно высказался об этой стороне вопроса Белецкий.

«Вчера проф. Яроцвий рассказывал о своей знакомой, – записал в своем дневнике историк С. Мельгунов. – Ей нужно было видеть Распутина. Позвонила по телефону и была принята. Распутин привел ее в спальню. "Ну, раздевайся". Ошарашенная, она вырывается из объятий старца. "Не хочешь? Так зачем же ты пришла. Не хочешь, не надо, но смотри, приходи в 10 час. веч.". Дама эта потом поехала обедать в ресторан с мужем и знакомым доктором. К 10 час. веч. она стала проявлять сильное беспокойство и, наконец, заявила, что поедет к Распутину. Никакие уговоры не действовали. Доктор ее загипнотизировал – так только удалось отклонить ее от свидания с Распутиным».

А вот какое свидетельство содержится в материалах следователя Соколова: «Женщина, жившая в его квартире и наблюдавшая его, показывает: "Пил он очень много, и часто за это время я видела его пьяным. Окружен он был группой его поклонниц, с которыми он находился в связи. Проделывал он свое дело с ними совершенно открыто, нимало не стесняясь. Он щупал их и вообще всех женщин, которые допускались до его столовой или кабинета, и, когда он или они этого хотели, вел их при всех тут же к себе в кабинет и делал свое дело. Пьяный он чаще сам приставал к ним; когда он был трезв, чаще инициатива исходила от них… Часто я слышала его рассуждения, представлявшие смесь религиозной темы и разврата. Он сидел и поучал своих поклонниц: 'Ты думаешь, я тебя оскверняю? Я тебя не оскверняю, а очищаю'. Вот это и была его идея. Он упоминал еще слово 'благодать', то есть высказывал ту идею, что сношением с ним женщина получает благодать"».

«Наиболее преданными его друзьями были женщины – дамы-почитательницы, которые верили в него как в святого. Многие из них были с ним в близких, интимных отношениях, а другие еще только добивались этой чести. Вера в святость Распутина была так велика, что женщины целовали его руки, принимали пищу из его грязных рук и покорно сносили оскорбления и грубость с его стороны, считая это за особое счастье. Распутин всегда был очень любезен и ласков с новыми, которых называл еще не посвященными, и в высшей степени груб с теми, с которыми он уже был близок интимно. Не думаю, чтобы он отдавал предпочтение той или другой из его почитательниц: искренней любви ни к одной из многочисленных любовниц у него не было. Его просто влекло к женскому телу чувство похоти и разврата. Часто, не довольствуясь окружавшим его добровольным гаремом, он пользовался обыкновенными уличными проститутками…» – писал в мемуарах Глобачев, человек в силу своего положения получавший информацию от первых рук и пока что еще никем в связях с масонами не заподозренный.

«Я ни в коем случае не намереваюсь отрицать, что во время пребывания моего отца в Санкт-Петербурге у него были любовницы и что по временам он вел беспутную жизнь. Окруженный разными женщинами, здоровый зрелый мужчина с естественными желаниями, он вполне мог поддаться многочисленным соблазнам… Вначале мой отец был очень осторожен и всячески избегал этих соблазнов. Однако позднее он позволил увлечь себя на "Villa Rode" – известное ночное кабаре Санкт-Петербурга…» – писала Матрена Распутина в одном из вариантов своих воспоминаний, хотя следователю Соколову несколькими годами ранее говорила совсем иначе: «Все, что писалось в газетах в революцию про его разврат – клевета. Отец не знал никаких женщин, кроме мамы, и любил одну ее».

А вот случай, описанный Родзянко:

«Одна дама, наслышавшись в провинции про влияние Распутина при дворе, решила поехать в Петроград хлопотать через него о повышении по службе своего горячо любимого мужа. Эта дама была счастливой и образцовой семьянинкой. Приехав в Петербург, она добилась приема у Распутина, но тот, выслушав ее, сурово и властно сказал ей: "Хорошо, я похлопочу, но завтра явись ко мне в открытом платье, с голыми плечами. Да иначе ко мне и не езди", причем пронизывал ее глазами, позволяя себе много лишнего в обращении. Дама эта, возмущенная словами и обращением Распутина, покинула его с твердым намерением прекратить свои домогательства. Но, вернувшись домой, она стала чувствовать в себе непреоборимую тоску, сознавала, что она что-то непременно должна выполнить, и на другой день добыла платье декольте и в назначенный час была в нем у Распутина. Муж ее повышение получил впоследствии. Этот рассказ документально точен».

Может быть, и в самом деле точен, тем более что он частично повторяет запись из дневника Мельгунова, хотя, с другой стороны, верить Родзянко дело не слишком надежное. И, наверное, можно осуждать людей, которые через Распутина пытались добиться больших чинов и теплых мест. И среди посетителей распутинской квартиры наверняка было множество проходимцев, а хозяин преследовал помимо распутства свои корыстные цели. Не исключено, что в чем-то прав был Белецкий: «Присмотревшись к Распутину, я вынес убеждение, что у него идейных убеждений не существовало и что к каждому делу он подходил с точки зрения личных интересов своих и Вырубовой. Но в силу свойств своего характера он старался замаскировать внутренние движения своей души и порывов. Изменяя выражение лица и голос, Распутин притворялся прямодушным, открытым, не интересующимся никакими материальными благами человеком, вполне доверчиво идущим навстречу доброму делу, так что многие, искушенные опытом жизни люди и даже близко к нему стоящие люди, зачастую составляли превратное о нем мнение и давали ему повод раскрывать их карты».