Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы - Александр Шубин

20 июня президент Латвии Ульманис с согласия представителя СССР А. Вышинского назначил премьер-министром профессора А. Кирхенштейна. Он немедленно объявил политическую амнистию. Встречать политзаключенных вышла 70-тысячная демонстрация сторонников демократии и советской власти. Для одних это был момент освобождения от диктатуры Ульманиса, другие несли лозунги «Да здравствует 13-я советская республика». По приказу нового правительства полиция и военизированные формирования ушли с улиц на время демонстрации. Поняв, куда клонится, полицейские массами покидали службу. Часть демонстрантов числом в 4–5 тысяч пыталась прорваться в президентский дворец и поднять над ним красный флаг. Вызванные по телефону советские войска взяли дворец под охрану и уговорили возбужденных сторонников советизации разойтись.

21 июня президент Эстонии Пятс назначил премьер-министром писателя И. Вареса, творившего под псевдонимом Барбарус. Интересно, что Варес участвовал в войне против Советской России в качестве санитара. Став известным в Эстонии писателем и общественником, он в январе 1940 г. поддержал избирательную кампанию В. Яануса, левого рабочего активиста и члена находившейся в подполье компартии.

Назначение Барбаруса премьером запоздало — к этому времени «контролируемая революция» в Эстонии вышла из-под контроля. Столкнувшись с запретами демонстраций, левая оппозиция стала проводить собрания рабочих на предприятиях. Вместе действовали левые социалисты, располагавшие «трудовой фракцией» в парламенте, профсоюзные активисты, недовольные запретами на профсоюзную деятельность, и коммунисты. Обсудив ситуацию, леваки решили провести 21 июня мощную, направленную против режима Пятса манифестацию. Сама демонстрация вписывалась в планы советских представителей, но она оказалась гораздо радикальней, чем хотелось бы: «Часть людей не поняла нашей политики, смену политики, смену правительства расценила как революцию и в демонстрацию… внесла элементы Октября»[797], — докладывал советский полпред.

21 июня на улицы Таллинна вышло несколько десятков тысяч человек под красными флагами и знаменами запрещенных прежде профсоюзов. С балкона советского полпредства их приветствовал советский представитель Жданов. Собравшись у президентского дворца, митингующие стали требовать освобождения политзаключенных. Вышедший на балкон президент Пятс ответил, что заключенные будут освобождены только в законном прядке. Тогда по призыву одного из профсоюзных лидеров митингующие разделились на три части. Одна пошла освобождать заключенных, другая — захватывать арсенал, третья — брать под контроль почту, телеграф и полицейское управление. «Демонстрация по дороге останавливалась, — докладывал полпред К. Никитин, — проводились краткие митинги и шли дальше. Примерно часам к трем или четырем дня народное движение вышло из рамок демонстрации. Были захвачены оружейные склады, роздано на руки оружие, полиция в страхе разбежалась и попряталась куда попало»[798]. Над башней «Длинный Герман» взвилось красное знамя.

Посол осуждает действия «провокаторов», накаливших толпу (особенно он недоволен адвокатом Кахра, который с красным флагом в руках возглавил колонну портных), а также выступление начальника политотдела корпуса Иванова, который, охваченный эйфорией революции, «не понял совершавшихся событий» и произнес перед демонстрантами «возбужденную речь». Впрочем, большой роли выступление советского комиссара не сыграло, гораздо весомее был сам факт присутствия советских войск. Один из организаторов революции 21 июня Х. Аллик вспоминал: «21 июня ни один из красноармейцев не тронул ни одного эстонского буржуа. Однако, несомненно, присутствие в Эстонии войск Красной Армии настолько парализовало боевой дух фашистской клики, что она не решилась применить оружие, хотя при других условиях, вероятно сделала бы это»[799].

Революция не входила в планы советской дипломатии. Полпред считал, что «вожди рабочего движения… выпустили демонстрацию из рук», при этом «виноваты мы, что недостаточно крепко держали вождей рабочего движения»[800]. Ведь если буква закона будет где-то нарушена, после войны захват Прибалтики СССР можно будет оспорить.

Пятс, срочно назначив Барбаруса премьером, «испуганно повторял: „Только, пожалуйста, поскорее организуйте правительство и приведите все в порядок“[801]. Интересы Пятса и советского представителя Жданова на мгновение совпали: „Вечером 21 июня тов. Жданов вызвал М. Унть и дал ему приказание прекратить революционные действия и разоружить рабочие дружины“[802]. Новый министр внутренних дел, депутат-трудовик Унть принялся выполнять указание. Рабочие дружины были частью разоружены (одновременно с разоружением старых военизированных формирований), частью превращены в правительственную милицию. В ночь на 22 июня Унть приказал остаткам полиции вновь занять свои места. На утро участники вчерашнего „праздника непослушания“ удивленно и разочарованно рассуждали: „снова все по-старому, и правительство буржуазное, и полиция на своих местах“[803]. Разочарованные рабочие спрашивали советских командиров: „Как же так, нас сегодня опять разоружили, создали буржуазное правительство. Мы считали, что будет висеть красный флаг на здании правительства, а тут опять повесили три льва“[804].

Теперь „народным“ правительствам предстояло не разжигать, а сдерживать революционное движение. Образованное в Литве Министерство труда было озабочено тем, чтобы не допустить захвата предприятий рабочими. Оно приказало „не принимать фабрики в собственность рабочих комитетов, а ждать распоряжений правительства, которые последуют в ближайшее время“[805]. Призрак Октября и Испанской революции витал над Прибалтикой. Но перед лицом Запада нужно было соблюдать стопроцентную легальность. И так уже в американском посольстве поговаривали: „Было бы значительно лучше, если бы Красная Армия просто захватила страну и установила протекторат, но они вызвали в низших классах такое движение, которое подрывает всю социальную структуру. Посмотрите только на нашего дворника“[806].

Решениями правительств были восстановлены демократические нормы, отмененные в ходе переворотов 1926 и 1934 гг. Началась чистка государственных аппаратов от участников этих переворотов. Однако часть репрессивного законодательства прибалтийских диктатур отменена не была и использовалась для проведения арестов представителей прежней правящей элиты.