Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан

Для каждой морской экспедиции только два пункта точно определены – пункт отправления и пункт прибытия. Последний может быть неизвестен неприятелю, но до момента отплытия его присутствие известной силы в порту и указания об ее предстоящем выходе в море могут быть приняты за данные определенные. Помешать отплытию, может быть, чрезвычайно важно для каждой из воюющих сторон, но это особенно и во всех случаях необходимо для обороняющегося, потому что для него не всегда возможно узнать, которому именно из многих пунктов, открытых нападению, таковое угрожает, тогда как наступающий идет с полной уверенностью прямо к своей цели, если он может обмануть своего противника. Важность блокирования такой экспедиции делается еще более очевидной в случае, если она разделена между двумя или более портами, – условие, которое легко может иметь место, когда средства одной верфи недостаточны для снаряжения требуемого числа кораблей за предоставленный срок; или когда, как в рассматриваемой войне, союзные силы выставляют отдельные контингенты. Предотвращение соединения последних есть дело первой необходимости, и нигде оно не может быть исполнено так надежно, как близ портов, откуда должны отплыть один из них или оба. Оборона, по самому названию своему, предполагает меньшую силу, и поэтому на ней лежит, так сказать, большое обязательство воспользоваться таким источником слабости, как разделение силы неприятеля. Родней, стерегущий в 1782 г. при С.-Лючиа французские силы на Мартинике для предупреждения соединения его с испанцами у Французского мыса, дает пример правильного стратегического положения; и если бы острова были так расположены, что позволили бы ему поместиться между французами и пунктом их назначения, вместо того чтобы быть в тылу у них, то ничего лучшего нельзя бы было придумать. В действительности он сделал лучшее, что было возможно при тех обстоятельствах.

Оборона, будучи сама по себе слабее наступления, не может пытаться блокировать все порты, где лежат отряды неприятеля, не пожертвовав своей целью, поскольку в этом случае она может противопоставить каждому отряду лишь более слабое подразделение. Поступить же так было бы равносильно пренебрежению основными принципами войны. Если обороняющийся справедливо отказывается от этого и решает сосредоточить превосходные силы перед одним или двумя пунктами, то для него является необходимость решить, на котором из них следует остановиться для этой цели и которым пренебречь, – вопрос, обнимающий всю политику войны после полного уяснения главных условий, – военных, моральных и экономических в каждой области.

В 1778 г. оборонительное положение было занято англичанами по необходимости. Английские морские власти предшествовавшей эры, при Гауке и его современниках, принимали за правило, чтобы британский флот был численно равен соединенным флотам королевств Бурбонов, – условие, которое при лучшем качестве личного состава и более многочисленном морском населении страны, из которого последний можно было черпать, давало Англии действительное превосходство в силе. Эта предосторожность, однако, не соблюдалась в течение последних лет перед изучаемою войною. Для нас не имеет значения, вызвано ли это упущение несостоятельностью министерства, обвинявшегося в этом его противниками, или неуместной экономией, часто практикующейся при представительном образе правления во время мира. Остается фактом, что, несмотря на незначительную вероятность соединения Франции и Испании в войне, английский флот был малочисленнее флота союзников. В том же, что мы назвали стратегическими чертами положения, – в отечественных базах и во второстепенных базах за границей – преимущество, в целом, было на стороне Англии. Ее позиции, если не были сильнее сами по себе, то были, по крайней мере, лучше расположены в географическом отношении для достижения стратегических целей; но если взять второй необходимый для войны элемент, организованную военную силу или флот, пригодный для наступательных операций, то Англия допустила его стать слабее противника. Поэтому ей оставалось только употребить свою слабейшую силу с таким искусством и энергией, чтобы разрушить планы неприятеля, – выходя в море раньше него, искусно выбирая позиции, предупреждая его комбинации большей быстротой движения, тревожа сообщения с намеченными им объектами и встречая главные отряды неприятеля превосходными силами.

Достаточно ясно, что ведение этой войны везде, кроме континента Америки, опиралось на метрополии и на свободное сообщение между ними. Окончательный разгар американцев не прямыми военными усилиями, а через истощение их, также был бы возможен, если бы союзники их не помешали Англии задушить их торговлю и промышленность со своей подавляющей морской силой. Эту силу она могла бы употребить для названной цели, только избавившись от давления союзных флотов; а это избавление было бы достигнуто, если бы она могла получить над ними решительный перевес, не только материальный, но и моральный, какой имела двадцать лет спустя В таком случае союзные дворы, финансовая слабость которых была хорошо известна, должны были бы прекратить борьбу, в которой их главный план – низведение Англии на положение второразрядной державы – был бы уже разрушен. Однако такого перевеса Англия могла бы достигнуть только давая сражения; показывая что, несмотря на численное неравенство, искусство ее моряков и ее богатые ресурсы дают возможность ее правительству через мудрое использование этих сил обеспечивать фактическое превосходство над противником в решающих пунктах театра войны. Но подобный успех был невозможен, когда линейные флоты рассеивались по всему свету, что давало противнику возможность разбивать их по частям, в то время как они старались защитить все открытые нападению пункты разбросанной империи.

Ключ к положению был в Европе, и именно в неприятельских верфях. Если Англия была не в состоянии возбудить континентальную войну против Франции, то единственною надеждою для нее было искать и поразить неприятельский флот. Нигде его нельзя было так легко найти, как в его собственных отечественных портах; нигде его нельзя было так легко встретить, как непосредственно по выходе из них. Это определило политику Англии в наполеоновские войны, когда моральное превосходство ее флота так упрочилось, что она отважилась противопоставить слабейшие силы опасностям моря, соединившимся с более многочисленными и хорошо снабженными кораблями, спокойно стоявшими на внутренних рейдах. Становясь лицом к лицу с этим двойным риском, она приобретала и двойное преимущество: держа неприятеля под своим наблюдением и подрывая его боеспособность легкой портовой жизнью, тогда как ее офицеры и моряки настолько закалялись суровым крейсерством, что всегда были готовы откликнуться на любой призыв к их энергии. «Мы не имеем причины, – объявил адмирал Вильнев в 1805 г., вторя словам императора, – бояться появления английской эскадры. Ее 74-пушечные корабли не имеют и пятисот человек на палубе; они истощены двухлетним крейсерством»[228]. Месяц спустя он писал: «Тулонская эскадра выглядела в гавани весьма изящно; матросы были хорошо одеты и хорошо обучены; но как только начался шторм, все переменилось. Мы не приучены к штормам»[229]. «Император, говорил Нельсон, – узнает теперь, если только императоры способны выслушивать правду, что его флот теряет больше за одну ночь, чем наш за целый год… Эти господа не привыкли к ураганам, с которыми мы боролись в течение двадцати одного месяца, не потеряв ни одной мачты или реи»[230]. Следует, однако, признать, что как для людей, так и для кораблей напряжение было ужасным, и что многие английские офицеры находили в износе судов аргумент против оставления их флотов в море близ берегов неприятеля. «Каждый из пережитых нами штормов, – писал Коллингвуд, – уменьшает безопасность страны. Последнее крейсерство вывело из строя пять больших кораблей и недавно еще два; некоторые из них должны быть введены в док». «За эти два месяца я едва ли знал, что такое спокойная ночь, – писал он снова, – это непрерывное крейсерство, кажется, выше сил человеческих. Кальдер утомился и бродил как тень, совершенно надломленный, и мне сказали, что Грэвз немногим лучше»[231]. Высокое профессиональное мнение лорда Гоу было также противно этой практике.