Лесной бродяга - Габриэль Ферри

— Подумаешь, невидаль! Это испытали и многие другие. По-моему, для вакеро больше чести, если он упадет вместе с лошадью!

— Что верно, то верно!.. Но если бы вы, подобно мне, побывали в западных прериях, — продолжал уже серьезно Энсинас, — то узнали бы, что там время от времени встречается белый конь поразительной красоты. Быстрота его такова, что он рысью проходит большее расстояние, чем другой галопом. Ну а этот белый конь, которого вы видели сегодня, — разве можно найти нечто подобное по красоте и быстроте?

— Ваша правда, сеньор! — согласился вакеро.

— Несомненно, этот конь и есть Белый Скакун Прерий!

— Я думаю то же! — вскричал Рамон тоном убежденного человека.

— А что особенного в этой лошади? — спросил какой-то вакеро.

— Во-первых, ее несравненная красота, затем ее поразительная легкость и, наконец… Сколько, по-вашему, ей лет?

— Ну, ей далеко еще до старости! — заверил другой вакеро.

— Ошибаетесь! — важно ответил Энсинас. — Ей около пятисот лет!

Возгласы недоверия встретили это невероятное утверждение.

— Это так же верно, как то, что я с вами говорю! — заверил слушателей охотник с такой непоколебимой уверенностью, что, кажется, вполне их убедил.

— Но, — возразил все тот же недоверчивый вакеро, — не прошло еще, как я слышал, и трехсот лет, как испанцы привезли лошадь в Америку!

— Ба! — воскликнул Рамон. — Двести лет больше или меньше не имеет значения!

Люди вообще склонны верить всему чудесному, но эта склонность особенно присуща тем, кто живет в пустыне: здесь невежество и суеверия, поставленные лицом к лицу с природой, сильнее проявляются, чем в городах. Заинтересовавшиеся слушатели упросили охотника рассказать все, что он знает о чудесном коне.

— Я знаю только то, — начал Энсинас, — что с давнего времени вакеро Техаса тщетно гонялись за ним; что у него копыта словно кремень; что кто издали следует за ним, теряет его в конце концов из виду, а кто слишком приближается к нему — пропадает без вести. Я сам знаю нечто подобное!

— Вы пробовали его поймать? — спросил Рамон.

— Нет, не я, а один техасский охотник, который впоследствии сам мне это и рассказал!

— А вы, в свою очередь, нам расскажете, — поспешно произнес Рамон, потирая руки. — Эй Санчо! Плесни-ка малость рефино сеньору Энсинасу для освежения памяти!

— Превосходная мысль! — одобрил охотник, принимая кружку с напитком. — Ну, слушайте, я расскажу, что знаю. Один англичанин, достаточный оригинал, путешествуя со своим опекуном, таким же оригиналом, предложил тысячу песо тому охотнику, который поймает ему легендарного скакуна. Тщетно отговаривали техасца от выполнения этого опасного предприятия, — тот настоял на своем. Обзаведясь подходящей лошадью, он расспросил о местах, где видели Скакуна. Надо вам заметить, что таких мест у Скакуна Прерий множество, в противоположность обыкновенным лошадям, всегда и живущим, и умирающим в одном каком-либо месте.

Охотник пустился в путь и, по прошествии нескольких дней поисков, увидал вдали Скакуна Прерий. Надо вам сказать, что последний обладает такою легкостью, что сегодня, к примеру, он здесь, а завтра уже в двухстах милях отсюда! Техасец имел превосходную лошадь и, как вы можете судить, мало верил в легенды о его необычности. Воодушевленный мыслью о награде, он немедля ринулся за ним с лассо в руках, перескакивая рытвины и камни и птицей летя по равнинам. С каждой минутой расстояние между ним и Скакуном уменьшалось. Впрочем, это происходило не потому, что Скакун Прерий начал утомляться, как меня уверял техасец, а потому, что он ежесекундно оборачивал свою голову к преследователю и, таким образом, терял время, которым всадник и пользовался. Его силы далеко еще не истощились; напротив, они удвоились. По крайней мере, когда лошадь устает, у нее глаза тускнеют, между тем как у Скакуна Прерий они еще больше разгорелись. Тем не менее охотник постепенно догонял его, но чудное дело: по мере того как проходил день, зрачки Белого Скакуна все больше и больше пламенели, так что наконец и техасец почувствовал беспокойство. Чтобы не бросить охоты, ему пришлось подбадривать себя обещанными тысячей песо, ярких, как огонь.

Спустилась ночь. Вакеро все еще не удалось настолько приблизиться к Скакуну, чтобы попытаться достать его лассо. В темноте он, вероятно, упустил бы его из виду, если бы ему не освещали путь искры, сыпавшиеся из-под ног Скакуна, и сияние, исходящее из его глаз, хотя техасец и сам толком не мог объяснить, каким образом неподкованные копыта Скакуна могли извлекать искры из почвы, а глаза излучать столь яркое сияние, но…

Тут Озо прервал охотника лаем, к величайшему неудовольствию слушателей. Однако собака вскоре снова улеглась у костра и, по-видимому, слушала рассказ своего хозяина так же внимательно, как окружавшие вакеро. Так как лай дога был вызван, очевидно, не близостью индейца, то и Энсинас продолжал.

— Техасец, говорил я, не мог уяснить себе причины такого явления, но не особенно долго думал над этим, ибо обещанная награда была слишком велика, чтобы долго колебаться. Итак, он еще с большим рвением продолжал преследовать Скакуна и скоро имел удовольствие заметить, что тот значительно замедлил аллюр. Внезапно Скакун остановился, втянул в себя воздух, заржал и вытянул шею к горизонту. Пришпорив свою лошадь, тоже начинавшую уставать, техасец несся к Скакуну, размахивая лассо. Вдруг петля лассо распустилась в воздухе, и он вертел теперь над своей головой лишь бесполезной веревкой. Тем не менее его лошадь продолжала с той же быстротой нестись к Скакуну Прерий, да он и не сдерживал ее. Через мгновение техасец очутился так близко от белой лошади, что мог бы, протянув руку, достать ее. Раздосадованный тем, что лассо сделалось бесполезным, техасец выругался, как безбожник, но его сожалениям скоро был положен конец: Скакун Прерий с такой силой лягнул копытами задних ног в грудь его лошади, что последняя вместе с наездником кубарем отлетела в сторону, точь-в-точь как вы в озеро, — прибавил Энсинас, обращаясь к злополучному вакеро. — Когда техасец встал на ноги, Белый Скакун Прерий уже исчез. Лошадь же вакеро так и осталась лежать на месте: твердые, будто железо копыта Скакуна пробили ей грудь. Да это было еще сущее счастье для преследователя, так как подайся он вперед хотя бы на шаг, — то полетел бы в пропасть, на краю которой Скакун остановился. Я его встретил, — закончил рассказ охотник, — когда он возвращался пешком назад. Он мне и рассказал все то, что вы только сейчас слышали.

История, переданная Энсинасом, известная часть которой носила несомненную печать истины, произвела глубокое впечатление на его полудиких слушателей и не подверглась ни малейшему сомнению. На несколько минут воцарилось полное молчание, так что слышался лишь треск горевшего костра. Наконец первым заговорил Рамон.

— Вот увидите, что и с бедным Франциско стрясется какое-либо несчастье, как кара за то, что он вздумал преследовать Скакуна, вечно юного, несмотря на свои пятьсот лет.

— Боюсь, что так и случится, — подтвердил охотник, покачивая головой. — Если только я не ошибся, и тот конь, которого мы все видели, действительно Белый Скакун Прерий!