Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ - Владимир Першанин

Особенно отличался Антон Глухов. Втрое место держал Андрей. Были и такие, кто установленные лейтенантом нормативы не выбивал, но отчислили лишь одного бойца с нарушенным слухом. Уходить из взвода он не хотел, но Чумак сочувственно объяснил:

– Хитрил, обмануть всех пытался. Себе только хуже делаешь. Тебя же на первой вылазке подстрелят.

Бойца отправили на передовую. Взбираясь на обрыв, он тоскливо оглянулся. Наверху не прекращалась стрельба. Солдаты уже подсчитали мрачную статистику, сколько длится человеческая жизнь в сталинградских боях. Проживешь неделю – считай за удачу, а до месяца редко кто дотягивает. Разве что ранят. И тогда нет гарантии, что доберешься до госпиталя на левом берегу. Пока до обрыва донесут, да день на берегу пролежишь, а там два километра через Волгу под снарядами. Помахали неудачливому коллеге вслед и вернулись к своим делам.

Николай Васильевич Чумак нажимал на тактику. Говорил так:

– У тебя один выстрел, – и поднимал палец, чтобы яснее донести свою мысль. – Промахнулся, но если цель того стоит, стреляй второй раз. А про третий выстрел забудь. Сами видели, сколько у фрицев пулеметов. Да и снайперов прибавилось. Третий раз стреляешь, считай, в себя. Поймают в прицел, уже не уйдешь. Не пулями достанут, так минами засыпят.

– На позицию вышел, – продолжал Чумак, – не рвись, как голый на бабу. Увидел фрица, не торопись в первые же минуты стрелять. Главная цель: офицеры, наблюдатели, связные. Опытного пулеметчика срежете – тоже, считай, день не зря прожил.

– Как насчет касок? – спросил Максим Быков.

– Если дует в уши, то носи, – разрешил Чумак. – Но лучше не связывайтесь. Пулю она все равно не удержит, а слышимость ухудшается. Скоро морозы пойдут, клапана у шапок не опускайте, тоже слух теряется. Кстати, шапки лучше держат осколки, чем каски.

Немного поспорили, есть ли смысл забираться к фрицам в тыл. Допустим, высмотрел пушку и к ней можно подобраться.

– Путь в один конец, – коротко отрезал лейтенант. – Чтобы командира орудия и наводчика уничтожить, требуется минимум два-три выстрела. Не выпустят вас фрицы. Да и серьезные орудия далеко в тылу стоят, а на переднем крае минометы да полевые пушки.

– Если случай подвернется, по самолетам стрелять будем?

– Ребята, вы, наверное, газет слишком начитались. Ни разу я не видел, чтобы самолет из винтовки сбивали. «Юнкерсы-87» – бронированные, а у «мессеров» такая скорость, что вы просто прицелиться не успеете. Если пара «Мессершмитов» выстрел засечет, то живыми от них трудно уйти. На «мессеры» до пяти стволов подвешивают, из них – три 20-миллиметровки. Где вы от них прятаться будете?

– Пустые разговоры, – сказал Матвей Черных, – пушки, самолеты. На танки еще охоту откройте. Задача у снайперов яснее некуда – выбивать фрицев. И хватит пудрить мозги лишней болтовней.

Кто-то пожаловался, что свои же командиры гонят снайперов подальше от траншей.

– И правильно делают. Не все, наверное, замечали, а мне приходилось сталкиваться, – ответил Чумак. – Немцы ваш удачный выстрел без ответа не оставят, будьте уверены. Вы уйти можете, никто не задержит, а взвод или рота начнут мины ловить. Не подставляйте своих же ребят.

Одиннадцать дней вместе пробыли, а привыкли друг к другу, как родные. Вечерами подолгу вели разговоры в своей землянке, где оборудовали нары, стол, скамейки. Однажды поймали глушеного осетра и наварили ухи.

– Уха без водки – это суп, щерба, – объявил Максим Быков.

– Сплавай на другой берег, – посоветовали ему. – Может, в хуторе запасные кальсоны на самогон обменяешь.

Макся – парень шустрый. И землянку в основном он обустраивал и старых шинелей ворох притащил. Печи в землянках оборудовать запрещали. Стоило немцам увидеть струйку дыма, как летела в этом направлении мина, а за ней другая и третья.

И все равно подтапливали, хоть и знали, чем это грозит. Ночи стали уже холодные, трава и земля покрывались утром инеем, а в лужах хрустел под ботинками лед.

Саперы, неподалеку от землянки снайперов, устроились лучше некуда. Закопались, как кроты, потолок бревнами укрепили (специалисты!), печку чугунную раздобыли и хитрый дымоход вывели. Сначала только в полной темноте топили, когда луны нет или дождь шел, а потом во вкус вошли. Кашу, уху варить стали. Ну и доварились. Снаряд из мортиры все отделение накрыл. Когда тела доставали, ран почти не было, но все синие и пена на губах. Жутко. Кого землей завалило, кто от дыма задохнулся.

Макся хоть и не слишком ученый, но умнее придумал. Тряпья вокруг хватало. Что-то на разбитых судах нашли, где-то брезент оставили. Валялось много рваных шинелей, потертые, с дырками, следами засохшей крови, но обогревали в холодные ночи неплохо. Особенно, если прижаться друг к другу поближе.

– Я попробую спирту достать, – вызвался парень из Ростова. – У меня земляк здесь складом заведует, может, на литровку расщедрится. Не возражаете, товарищ лейтенант?

– Я-то не возражаю, – пожал плечами Чумак, который и сам был не против выпить. – Только воровать не вздумайте. Сами видели, какой ценой припасы сюда доставляют. Пристрелят на месте или под трибунал. А у них та же пуля, только в затылок.

– Лучше твоему дружку хороший обмен предложить, – высказался Максим. – Они все барахольщики.

И первым выложил на стол выкидной трофейный нож с яркой рукояткой. Чумак долго шарил в своей полевой сумке, но, кроме коробки цветных карандашей и пачки папирос, ничего подходящего не нашел.

– Не надо, товарищ лейтенант, – отодвинул карандаши и папиросы Матвей Черных. – Тыловики зажрались, этого добра у них в достатке.

Забраковали и запасной ремень. Такого добра на складах хватает. Зато сразу приняли тельняшку, которую достал из вещмешка бывший матрос, ходивший до войны на сейнере.

– Не жалко тельняшки? – спросил Максим.

– Чего ее жалеть? Белье теплое выдали, а мне ж не на корабле служить. Да и выпить хочется. Забыть про эту чертову войну хоть на часок.

Андрей пожертвовал трофейную зажигалку, и шустрый Максим принес через час литр спирта и заваленный кусок соленого сала, воняющий бензином. Понюхали, поскребли желтую соль и обругали тыловика:

– Получше не мог найти, крохобор!

– Умный, сам с бензином жрать не хочет.

Настроение это не испортило, посидели вечерок перед землянкой, выпили спирт, съели уху, высказывали, у кого что на душе. Рассоловевший Макся пустил слезу, жалея мать:

– Отец без вести пропал, старшего брата под Ленинградом убили, еще один братишка в девять лет зимой от простуды умер. Остались две сестренки, да бабка едва ходит. И все заботы на мать. Ну, вот скажите, разве можно мне умирать?

Парень из Ростова, бегавший за водкой, крепкий, с покатыми спортивными плечами, был уверен в себе. В конце сентября он участвовал в уличных боях и задушил немца, кинувшегося на него со штыком.