Алгебраист - Иэн Бэнкс

Ё-моё, может, его похитили?

«Кто говорит?» — спросил он.

«Подтвердите вашу личность».

«Вы что — не слышали? Я спросил, кто вы».

Волна боли прошла по его телу, начиная от пальцев на ногах и заканчивая черепной коробкой. Эта боль, с ее пугающей чистотой, казалось, была способна разложить тело на части. Боль исчезла так же внезапно, как и появилась, только яйца и зубы налились тупой тяжестью.

«Если вы не станете сотрудничать, — сказал голос, — будет еще больнее».

Он поперхнулся — пытался сказать что-то ртом, но не смог.

«На кой ляд вы это делаете? — отправил он наконец. — Что я такого?.. Хорошо, ладно, я — Салуус Кегар. Где я нахожусь?»

«Вы — промышленник?»

«Да. Мне принадлежит концерн „Кегар“. А в чем дело? Где я?»

«Каковы ваши последние воспоминания перед пробуждением?»

«Что?» Его последние воспоминания? Он попытался вспомнить. О чем же он думал? Лисс. Они были на корабле, на «Корпусе 8770», и он собирался спать. Потом попытался понять, что же случилось с Лисс. Где она может быть? Здесь ли она — бог уж знает, что это за «здесь»? Жива ли? Стоит ли называть ее имя?

«Отвечайте».

«Я засыпал».

«Где?»

«На корабле. Космический корабль „Корпус 8770“».

«И где он находился?»

«На орбите у Наскерона. Послушайте, вы можете сказать, где я? Я готов с вами сотрудничать, рассказать вам все, что вы хотите знать, но мне нужно понимать, на каком я небе. Я должен знать, где нахожусь».

«С вами был кто-то еще?»

«Я был с другом. С коллегой».

«Ее имя?»

«Ее зовут Лисс Алентиор. Она здесь? Где она? Где я?»

«Какую должность она занимает?»

«Она? Она мой помощник. Личный секретарь».

Молчание. По прошествии какого-то времени он отправил:

«Эй, есть там кто?»

Молчание.

Щелчок — и вместо тьмы появился свет. Салуус вернулся в нечто похожее на реальный мир и обрел реальное тело. Серебряный потолок, прочерченный сотнями сияющих линий, сверкал над ним. Где бы он ни находился, здесь было очень светло.

Он лежал в кровати в условиях половинной (или еще меньшей) гравитации, удерживаемый… он не мог пошевелиться. Пусть даже его ничто не удерживало физически, но он тем не менее не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Кто-то, одетый как доктор или медсестра, снял с него нечто вроде шлема. Он моргнул, облизнул губы: теперь чуть-чуть работали мускулы лица и шеи, но и только. Может, у него не было ничего, кроме головы.

На него смотрел высокий, худой, странного вида человек с безумно красными глазами, в одежде оперного персонажа. Человек улыбался, и у него не было зубов. Хотя нет, зубы у него были, только из стекла или чего-то еще более прозрачного.

Салуус вздохнул раз, другой. То, что он мог нормально дышать, немного взбодрило его. Но ужас все равно не отпускал. Он откашлялся.

— Мне кто-нибудь скажет, что тут происходит?

Движение с одной стороны. Он смог повернуть голову (шее мешало подобие воротника) и увидел другую кровать. Там была Лисс, которой помогали встать: она перекинула длинные ноги на пол, посмотрела на него, пошевелила шеей, плечами, ее черные волосы распустились и упали. Теперь она была одета в тонкий э-костюм, а когда они ложились, она была голая.

— Привет, Сал, — сказала она. — Добро пожаловать на борт флагманского корабля флота вторжения культа Заморыша.

Странный тип с недобрыми глазами повернулся, протянул Лисс руку в перчатке, с перстнями на пальцах, и помог ей подняться.

— Ну что ж, похоже, вы и в самом деле доставили нам неплохой трофей, молодая дама, — сказал он. Голос у него тоже был странный — с сильным акцентом, низкий, но в то же время немного скрипучий. — Мы выражаем вам благодарность.

Лисс улыбнулась одними губами, вытянулась и провела рукой по волосам, отбросив их назад.

— Я рада.

Салуус почувствовал, как у него отвисает челюсть. Он проглотил слюну и быстро захлопнул рот.

— Лисс? — услышал он собственный голос — тонкий, мальчишеский.

Она посмотрела на него.

— Извини, — сказала она, пожав плечами. — Или что-то в этом роде.

— Ух ты, гамма-лазеры! Смотри, какая мощность!

— А-а, подумаешь, еще одно лучевое оружие. Магнитный свертыватель впечатляет куда как больше.

Фассин лишь вполуха слушал Кверсера-и-Джаната, которые исследовали сенсоры корабля воэнов, его инструменты и пульты управления. Они только что нашли оружие.

— Бах! Оборонительное! Смотри: ракетные волнорезы нулевой мощности! Начинка — сплошное АВ! Сразу столько воспоминаний…

— Не бери в голову! Ты лучше посмотри на эту плетеную броню — из корпуса выступает всего на сантиметр, а как заделана — не придерешься, а поглощающая способность — да ей никакие удары не страшны. Она даже подпитывается от главных аккумуляторов. Вот это класс.

Они были в командирской кабине — вытянутом пузыре в центре корабля воэнов. Десять шипосидений были расположены V-образным строем. Кверсер-и-Джанат сидели в командирском кресле перед гигантским стенным экраном, на котором демонстрировалось пространство вокруг них: в центре его был «Велпин», который дрейфовал и очень медленно вращался. Фассин и Айсул парили над двумя сиденьями позади уракапитана. Сиденья были слишком малы для Фассина и уж никак не подходили по размерам для Айсула и Кверсера-и-Джаната. Они раскрывались, как поставленные под углом пальцы двух ладоней, и должны были смыкаться вокруг воэна, словно защитный кулак. Насельник же мог устроиться разве что на полностью раскрытом сиденье. Все пространство командирской кабины было тесным и давящим, но Кверсера-и-Джаната это, похоже, совсем не заботило. Фассину сиденья показались больше всего похожими на клетки. У него было чувство, словно он в музее и парит внутри скелета гигантского динозавра.

— Можем мы на ком-нибудь попробовать это оружие?

Айсул что-то напевал себе под нос и ремонтировал треснутый панцирь с помощью своих главных ступичных рук — разминал погнутые кромки дисков, а потом выравнивал их импровизированным напильником.

— Мы всегда можем взорвать «Велпин», например.

— Там полно народу!

А он-то думал, что сможет найти что-нибудь. Он-то думал, что, может, осталось еще что-то ненайденное.

— На нем полно воэнов из отряда специального назначения.

— Ну их тоже можно считать народом, а? И потом, это же наш старый корабль.

Нет, не мертвого трусливого насельника, который настолько устыдился своей слабости и своего поступка — вскрытия ларца — и убоялся возможных последствий, что решил покончить с собой. К тому же он оказался настолько тщеславен, что оставил запись, увековечив свою идиотскую самовлюбленность.