Порог между мирами - Филип Киндред Дик

Он склонился над койкой, на которой лежал пациент.

«Значит, вот он — человек, страдающий недугом, в наличии которого убеждает себя Моль. Кто был первым? Мак–Нейл или Джино Молинари? Как отличить причину от следствия, если допустить наличие какой–то связи между этими двумя случаями? Ведь Тигарден намекал, что это предположение весьма шаткое. Хотя неплохо было бы выяснить, не страдал ли кто–то в ближайших окрестностях, например, раком простаты в то же время, что и Молинари… а также остальными раками, инфарктами, гепатитами и прочим. Возможно, стоило бы просмотреть медицинскую картотеку Белого дома», — подумал Эрик.

— Вам потребуется помощь при операции? — спросил Тигарден. — Если нет, то я пойду наверх, к секретарю. В Белом доме есть медсестра, которая могла бы вам ассистировать. Она с минуту назад была здесь.

— Мне не нужна помощь, зато пригодился бы список всех недомоганий, на которые жалуются в настоящее время люди из окружения Молинари. Все, кто постоянно сталкивается с секретарем. Неважно, члены ли это персонала или частые официальные гости. Независимо от постов. Это можно сделать?

— Что касается персонала — да, — ответил Тигарден. — Но медицинских карт гостей у нас нет. Впрочем, это естественно.

Он внимательно посмотрел на Эрика.

— У меня есть предчувствие, что, как только мы пересадим Мак–Нейлу новое сердце, боли у секретаря исчезнут, — заявил Свитсент. — Потом мы отметим в медицинской карте, что в этот день Джино Молинари вылечился от острой стенокардии.

Лицо Тигардена стало непроницаемым.

— Ну что ж. — Он пожал плечами. — Хирургия плюс метафизика. Вы обогатили нашу команду крайне редким сочетанием, доктор.

— Вы считаете, что Молинари достаточно впечатлителен, чтобы убедить себя в наличии любой болезни, которой страдают люди из его окружения? Я не утверждаю, что симптомы имеют чисто истерическую основу, ведь у Генсека они проявляются по–настоящему. Он на самом деле болеет.

— О существовании подобного дара мне ничего не известно, — заявил Тигарден. — Если вообще можно называть это даром.

— Но вы сами видели медицинские карты, — спокойно заметил Эрик.

Он открыл сумку и начал доставать автоматические инструменты, требовавшиеся для трансплантации сердца.

7

После операции, которая заняла не более получаса, Эрик Свитсент в сопровождении двух агентов отправился в квартиру, где жила Мэри Рейнеке.

— Дура, — заявил ни с того ни с сего тот из них, что шел слева.

— Неужто? — спросил второй агент, постарше, с седыми волосами. — Она знает, почему Моль до сих пор жив. Никто другой не смог догадаться.

— Тут нечего догадываться, — сказал первый. — Когда объединяются два пустых места, получается точно такое же.

— Ничего себе пустое место! Он стал Генеральным секретарем ООН. Думаешь, ты или кто–то из твоих знакомых был бы на такое способен? Вот ее квартира. — Агент остановился и показал на дверь. — Не удивляйтесь, когда ее увидите, — сказал он Эрику. — В смысле, когда вам покажется, что она еще ребенок.

— Я слышал об этом, — ответил Эрик и позвонил в дверь. — Все знаю.

— «Все знаю», — передразнил его агент слева. — Вы ведь даже не видели Мэри. Может, она станет новым Генеральным секретарем ООН, когда Моль в конце концов умрет.

Дверь открылась. На пороге появилась невысокая темноволосая симпатичная девушка в мужской красной шелковой рубашке навыпуск и обтягивающих брюках, сужающихся книзу. В руке она держала маникюрные ножницы, видимо, только что приводила в порядок ногти — длинные и блестящие, как заметил Эрик.

— Я доктор Эрик Свитсент. Только что начал работать в команде Джино Молинари.

Он едва сдержался, чтобы не сказать: «В команде твоего отца».

— Знаю, — ответила Мэри Рейнеке. — Джино хочет со мной увидеться, поскольку хреново себя чувствует. Минуту.

Она скрылась за дверью.

— Школьница, — сказал агент, державшийся слева от врача, и покачал головой. — Любой другой отправился бы за такое за решетку.

— Заткнись, — буркнул его спутник.

Снова появилась Мэри Рейнеке, на этот раз в темно–синей куртке с большими пуговицами.

— Эй, умники, — бросила она агентам. — Убирайтесь отсюда. Я хочу поговорить с доктором Свитсентом без ваших больших жирных ушей.

— Ладно, Мэри.

Агенты ухмыльнулись и ушли. Эрик остался в коридоре, наедине с девушкой, облаченной в куртку, брюки и тапочки.

Какое–то время они шли молча, затем Мэри спросила:

— Как он себя чувствует?

— Во многих отношениях очень хорошо, — осторожно ответил Эрик. — Почти невероятно хорошо. Но…

— Но он умирает. Постоянно. Моль болен. Это длится и длится. Я хотела бы, чтобы это поскорее закончилось, чтобы он… — Она замолчала и задумалась. — Нет, этого мне вовсе не надо. Если Джино умрет, то меня отсюда вышвырнут вместе со всем зоопарком дядюшек, кузенов и девиц, устроят генеральную уборку мусора, накопившегося здесь.

В голосе девушки прозвучала странная горечь, и Эрик удивленно посмотрел на нее.

— Ваша задача — вылечить его? — спросила Мэри.

— Да, попытаюсь. Может, хотя бы…

— Или же вы должны нанести… Как это говорится? Удар милосердия? Ну, вы понимаете. Coup чего–то там.

— Coup de grâce, — подсказал Эрик.

— Именно, — кивнула Мэри Рейнеке. — Так что? Какова ваша задача? Может, вы сами не знаете? Точно так же сбиты с толку, как и он, а?

— Я вовсе не сбит с толку, — помолчав, ответил Эрик.

— То есть знаете свой долг. Вы ведь занимаетесь пересадками, да? Выдающийся хирург… Кажется, я читала про вас в «Тайме». Вы не считаете, что этот журнал весьма компетентен в любых областях? Я читаю его каждую неделю от корки до корки, особенно медицинский и научный разделы.

— Вы… учитесь в школе? — спросил Эрик.

— Уже закончила. Среднюю школу, не колледж. Так называемое высшее образование совершенно меня не интересует.

— Кем вы хотели стать?

— В смысле? — Она подозрительно посмотрела на него.

— В смысле, чем желали бы заниматься в жизни?

— Ничем особенным.

— Но ведь вы ничего не знали, не могли предвидеть, что в конце концов окажетесь в Белом доме. — Он обвел вокруг рукой.

— Конечно знала. Всегда, всю жизнь. С трехлетнего возраста.

— Откуда?

— Я была ясновидящей. И сейчас тоже. Я могу предсказывать будущее.

Голос ее звучал совершенно спокойно.

— До сих пор можете?

— Само собой.

— Тогда вам незачем меня спрашивать, в чем заключается моя задача. Вы можете заглянуть в будущее и посмотреть, что я делаю.