Политические тайны Второй мировой - Виктор Устинов

Ставка следила за движением войск на запад и своевременно усиливала те направления, где намечался больший успех, в то же время строго спрашивая с командующих фронтов и представителей Ставки Жукова и Василевского за ошибки при подготовке и ведении наступательных операций. При освобождении Харькова войска Воронежского фронта так увлеклись наступлением, что Манштейном были нанесены сильные удары по флангам наших войск, что привело к тяжелым потерям и ненужным жертвам. Немедленно на имя командующего Воронежским фронтом генерала Ватутина пришла директива Сталина, которая констатировала, что «стремление к наступлению всюду и к овладению возможно большей территорией, без закрепления успеха и прочного обеспечения флангов ударных группировок, является наступлением огульного характера. Такое наступление приводит к распылению сил и средств и дает противнику наносить удары во фланг и тыл нашим далеко продвинувшимся вперед частям и не обеспеченным с флангов группировкам и бить их по частям»[770]. Верховный Главнокомандующий решительно потребовал исправить допущенные ошибки и нести за них ответственность. Досталось и представителю Ставки генералу А Василевскому, когда от него в течение суток Генштаб не получил информации о положении войск Воронежского фронта.

«Маршалу Василевскому. Сейчас уже 3 часа 30 минут 17 августа, а вы еще не изволили прислать в Ставку донесение об итогах операции за 16 августа с Вашей оценкой обстановки. Я давно уже обязал Вас как уполномоченного Ставки обязательно присылать в Ставку к исходу каждого дня операции специальные донесения. Вы почти каждый раз забывали об этой своей обязанности и не присылали в Ставку донесений.

16 августа является первым днем операции на Юго-Западном фронте, где Вы опять изволили забыть о своем долге перед Ставкой и не присылаете в Ставку донесений.

Последний раз предупреждаю Вас, что в случае, если Вы хоть раз еще позволите себе забыть о своем долге перед Ставкой, Вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и будете отозваны с фронта. И. Сталин».[771]

За пятьдесят дней жесточайших боев на Курской дуге Красная Армия разгромила 30 дивизий, в том числе 7 танковых. Вермахт потерял более полумиллиона солдат и офицеров, 1500 танков, более 3000 орудий и минометов, свыше 3700 самолетов[772]. Один из создателей германских танковых сил генерал Гейнц Гудериан впоследствии признал: «В результате провала операции «Цитадель» мы потерпели решительное поражение. Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя. Их своевременное восстановление для ведения оборонительных действий на Восточном фронте, а также для организации обороны на Западе, на случай десанта, который союзники грозились высадить следующей весной, было поставлено под вопрос… И уже больше на Восточном фронте не было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к противнику».

Поражение под Курском повлекло за собой и падение дисциплины в войсках вермахта и этому способствовали неправомерные действия высших военных чинов фашистской Германии. После Курской битвы командующие крупными объединениями гитлеровской армии стали самовольничать, вводя в отведенных им полосах ответственности свои законы и порядки. Фельдмаршалы Э. Манштейн и Г. Клюге могли конфисковать и присвоить все, что им было нужно, в том числе людей, оружие и боеприпасы, если положение на их фронтах становилось угрожающим. Они даже позволяли приостанавливать и разгружать целые поезда отпускников, следовавших на другие фронты, не слушая никаких протестов. Они придерживались той точки зрения, что задержанные солдаты и офицеры, боевые и материальные средства у них будут лучше использованы, чем в других армиях.[773]

Ничего подобного не было в войсках Советской армии. Высокая ответственность и строгое соблюдение законов было той повседневной нормой государственных чиновников любого ранга, переступить которую никто не решался. Распоряжением Сталина всех солдат и офицеров после отпусков, кратковременной учебы, или долгого излечения в госпиталях, в обязательном порядке отправляли в ту часть, откуда он прибыл — ведь это был его дом, ставший родным, где мужал и креп характер солдата и офицера и где все знали его достоинства и недостатки. Это помогало во многом определять нравственный климат в военном коллективе на примерах высокого долга, на преемственности традиций, что в армии ценится превыше всего. В силу приверженности таким традициям боевая спайка в советских подразделениях была выше, чем в германской армии. Никто из высоких военных начальников даже мысленно не допускал иного толкования указаний Сталина, и они неукоснительно им следовали.

Но так как в жизни любого государства пример в исполнении законов и следование нормам нравственности государственные чиновники и простые граждане берут с первого лица, то Сталин в этом отношении служил образцом порядочности.

После поражения гитлеровской армии под Курском и стремительного продвижении Красной Армии к границам Германии у народов Европы появилась уверенность в избавлении от фашистского ига, а правительства великих держав стали задумываться о послевоенном устройстве мира. Но на первой конференции глав правительств трех союзных держав — Сталина, Рузвельта и Черчилля — прошедшей в Тегеране с 28 ноября по 1 декабря 1943 года основным вопросом остался вопрос о втором фронте.

Конференция проходила в то время, когда советские войска одержали ряд крупных побед над немецко-фашистскими захватчиками, очистив от врага половину оккупированной территории. Но фашистская Германия еще была сильна. Она обладала значительными военными силами и под ее контролем находились обширные территории Советского Союза, Восточной и Западной Европы.

Перед участниками конференции стояла задача усиление борьбы с гитлеровской Германией и ее сателлитами и прежде всего, обсуждался вопрос об открытии второго фронта в Европе, установлении твердого срока высадки англо-американских войск во Франции. Руководители США и Англии не могли уже откладывать эту проблему надолго, потому что им становилось ясно, что советские войска в состоянии будут одни, без помощи союзников, освободить всю Европу от фашизма. Рузвельт, накануне конференции, говорил своему сыну, что «если дела в России пойдут и дальше так, как сейчас, то, возможно, что будущей весной второй фронт и не понадобится».[774]

Рузвельт и Черчилль были согласны открыть второй фронт в Европе, но расходились во мнении, где он должен быть открыт. Первый выступал за высадку англо-американских войск на побережье Франции (план «Оверлорд»), второй настаивал на высадке войск на Балканах, и, усложняя эту проблему, переносил эту операцию на более поздний срок Добиваясь высадки войск союзников на Балканах премьер-министр Великобритании хотел вовлечь в войну против Германии Турцию и с помощью ее войск овладеть Болгарией и Румынией до прихода туда советских войск.