Исход - Леон Юрис

— Карен, ты дома?

На кухонном столе лежала записка.

«Дорогая Китти!

Ребята захотели устроить мне прощальный костер. Скоро приду. Целую.

Карен»

Китти закурила и принялась ходить по комнате. Она задернула шторы, чтобы не видеть огней в долине, и вдруг поймала себя на том, что не выпускает из рук занавеску, которую подарили ей дети, прощаясь несколько недель назад. Добрый десяток из них уже оставили Ган-Дафну и ушли в Пальмах, эту миниатюрную армию евреев.

В комнате стояла духота. Она вышла к калитке. В саду благоухали розы. Китти пошла мимо коттеджей, окруженных газонами, кустами и деревьями. Она дошла до конца дорожки, затем повернула обратно. В коттедже Либермана горел свет.

«Бедный старик», — подумала Китти. Его сын и дочь оставили университет и служат в Пальмахе, в бригаде Негева. Она подошла к двери и постучала. Экономка, такая же старая и чудаковатая, как и сам Либерман, провела ее в кабинет. Старый горбун сидел и списывал с черепка древнееврейский текст. Из приемника слышались негромкие звуки симфонии Шумана. Доктор Либерман поднял голову и, увидев Китти, положил лупу на стол.

— Шалом, — сказала Китти.

Он улыбнулся. Никогда раньше она не здоровалась по-еврейски.

— Шалом, Китти, — ответил он. — Какое это чудесное слово и как оно подходит для прощания добрых друзей.

— Действительно чудесное, и еще лучше подходит, чтобы здороваться.

— Китти, дорогая…

— Да, доктор Либерман, шалом. Я остаюсь в Ган-Дафне. Мое место здесь.

.

Осень 1947, ООН, Нью-Йорк

Шеститысячелетняя судьба еврейского народа была поставлена на суд человеческой совести.

Хаим Вейцман от имени Всемирного сионистского движения и Барак Бен Канаан, один из ведущих политических деятелей ишува, направились во главе делегации из двенадцати человек в Нью-Йорк. Эти люди, наученные долгим горьким опытом, не строили себе никаких иллюзий.

В номере доктора Вейцмана, в центре Манхаттана, был создан информационный штаб. Делегаты стремились привлечь на свою сторону как можно больше голосов. Вейцман поставил перед собой цель расшевелить евреев во всем мире и заставить их повлиять на свои правительства.

Барак Бен Канаан работал без лишнего шума. Он был обязан следить за ежечасно меняющимся соотношением сил, анализировать ситуацию и обнаруживать слабые места противников.

После обычной дискуссии о процедуре на повестку дня был поставлен палестинский вопрос. Арабы явились в ООН, уверенные в победе. Они добились принятия в ООН двух мусульманских государств: Афганистана и средневекового королевства Йемен. Это увеличило число голосов их блока на Генеральной Ассамблее до одиннадцати. Эти страны не принимали активного участия в борьбе против гитлеровской Германии, а вступили в войну только в последний момент и тем обеспечили себе места в Организации Объединенных Наций. Палестинское еврейство, внесшее важный вклад в победу союзников, не имело права голоса.

Арабы пользовались своими одиннадцатью голосами как приманкой для малых стран. В обмен на голос, отданный против раздела Палестины, они предлагали свою поддержку при голосовании по множеству других вопросов, стоявших в повестке дня.

Арабы также воспользовались холодной войной между гигантами США и Советским Союзом, хитро натравливая их друг на друга. С самого начала было ясно, что резолюция о разделе Палестины пройдет лишь в случае, если обе сверхдержавы дадут на это согласие. До этого мнения Соединенных Штатов и Советского Союза ни разу не сходились, и было маловероятно, что они сойдутся сейчас.

Чтобы резолюция о разделе Палестины прошла, требовалось большинство в две трети голосов. Значит, для того, чтобы уравновесить одиннадцать арабских голосов, евреям нужно было набрать двадцать два и, кроме того, перекрывать каждый новый голос в пользу арабов двумя другими. Арабы нуждались всего в шести дополнительных голосах, чтобы провалить резолюцию. Имея в запасе такой козырь, как нефть, они надеялись без труда получить их.

Мировая печать стояла в большинстве своем за раздел.

Идею поддерживали Сматс, делегат Южно-Африканского Союза, и Масарик, известный своим либерализмом представитель Чехословакии. Можно было твердо рассчитывать на поддержку датчан, норвежцев и некоторых других членов ООН. Многие страны также сочувствовали разделу.

И вдруг четыре великие державы, самые влиятельные, бросили палестинских евреев на произвол судьбы.

Франция, которая открыто содействовала нелегальной иммиграции в Палестину, вдруг повела осторожную линию: зашевелились арабы ее колоний Марокко, Туниса и Алжира. Французский голос за раздел Палестины мог вызвать в этих странах осложнения.

У Советского Союза были свои соображения против раздела. Двадцать лет назад сионизм был поставлен в СССР вне закона. Свобода совести, гарантированная на словах, в действительности не существовала. Не было еврейской печати и еврейских школ, на всю Москву осталась одна синагога. Подобными мерами большевики надеялись вытравить еврейское самосознание у новых поколений. Сионизм и создание еврейского государства могли напомнить советским евреям о том, что они евреи, и поэтому СССР был против раздела Палестины. Мощный блок славянских государств следовал, конечно, за ним.

Однако наиболее чувствительный удар нанесла евреям позиция Соединенных Штатов. Президент, печать и конгресс — все сочувствовали им, но политические интересы вынудили США занять двусмысленную позицию.

Поддержать раздел Палестины значило бы вогнать клин в самый фундамент западного единства, нарушить англо-американскую солидарность. Великобритания все еще господствовала на Ближнем Востоке; внешняя политика США шла рука об руку с британской. Голосовать за раздел Палестины было все равно что бросить открытый вызов Великобритании. Соединенным Штатам угрожала и другая, куда более серьезная опасность. Арабы грозились, что в случае принятия резолюции начнут войну. Если дело дойдет до войны, то Объединенным Нациям придется принять меры для обеспечения мира. Значит, Советский Союз и его сателлиты смогут послать своих солдат на Ближний Восток, пусть даже в составе войск ООН. Этого американцы боялись больше всего и потому предпочитали препятствовать разделу.