Пестрые истории - Иштван Рат-Вег

«26 июня 1212 года шум донесся из дома одного пекаря: перед домом столпился народ, верхом прибыл и городской судья. Ему доложили, что случилось. Слуга пекаря (опять слуга! — Авт.) хотел набрать воды из колодца во дворе, но с громким визгом и пустым кувшином примчался назад. Громко охая, рассказал, что из колодца пошла ужасная вонь, от которой он чуть было не упал без памяти, а в глубине колодца ему виделись какие-то чудные свет и мерцание, — с испугу чуть не умер. Один пекарь, кто похрабрее, взялся проверить, в чем тут дело. С горящим факелом в руках, обвязавшись веревкой, спустился в колодец, но тут же стал звать на помощь, а когда его вытащили, был полумертв. С большим трудом удалось привести его в чувство, и тогда, ужасаясь и дрожа, он пролепетал, что увидел в колодце страшного зверя, ужас охватил его даже при одном взгляде на него: с виду будто бы петух, жаба и змея одновременно, на голове у него корона, глаза страшно сверкают. Ему показалось, будто от его ужасного взгляда в жилах стынет кровь, что от чудовищной вони он задохнется, если его сейчас же не вытянут наверх.

Все замерли, заслышав такую странную весть, но охотников попытаться еще не нашлось. Тогда вперед выступил Поллитцер Генрих, доктор философии, прекрасный врач, имеющий познания в естественных науках. Он объяснил людям, что ужасный зверь есть так называемый василиск; он вылупляется из такого яйца, которое снес петух, а высидела жаба. О нем писал знаменитый древний ученый Плиний, что от его яда гибнут все человеческие существа. Истребить его можно одним-единственным способом: подержать перед ним отшлифованный металлический лист, он, увидев в нем собственное отражение, лопнет от такого ужасного зрелища».

«Чтобы соловьи научаемы к запоминанию услышанного от человека и произнесению оного, многие из заслуживающих доверия Историков и Естествоиспытателей готовы свидетельствовать о том. Среди коих не последний, кого автор Франциус поминает в своем латинском труде, так это Конрадус Геснерус, что можно прочесть в том самом месте. Я упустил описать, частью по причине краткости, а частью оттого, что многим покажется невероятным, что пишет Геснерусу один его друг про в Ратишбоне в одной гостинице в клетке содержимых обученных прекрасных Соловьях».

«Как-то ночью, — пишет гость, которого, наверняка, разместили в общем помещении, — к полуночи, до моего уха донеслись голоса. К моему великому удивлению, это соловьи разговаривали друг с другом. Говорили по-немецки, бегло, то говорил один, то другой, не перебивая друг друга. Совершенно человеческими голосами говорили то, что днем слышали в этой комнате.

Страдая бессонницей, я имел возможность несколько ночей внимать им. Одной ночью они повторили сцену, происходившую между официантом и его женой. Как я понял из разговора, речь шла о том, что официант в надежде хорошей добычи хотел пойти в солдаты и желал, чтобы супруга последовала за ним в лагерь. А женщина хотела остаться в Регенсбурге, и об этом они между собою нехорошо препирались. В пылу ссоры слышалась грубая брань; соловьи точно повторяли ее, хотя смысла и не понимали. Но им, определенно, очень уж нравилась вся эта сцена, потому что в последующие ночи они снова и снова без каких-либо изменений представляли ее».