Роль морских сил в мировой истории - Альфред Мэхэн

В течение двух с половиной лет, прошедших с тех пор, как Роднея назначили командовать эскадрой, он добился нескольких крупных успехов и, как отмечалось, взял в плен французского, испанского и голландского адмиралов. «В то время он увеличил численность английского флота на 12 линейных кораблей, захваченных у противника, и уничтожил 5 других неприятельских кораблей. И что замечательно во всем этом, Ville de Paris, говорят, был единственным военным кораблем первого ранга, когда-либо захваченным в плен и приведенным в порт командующим эскадрой какой-либо страны». Несмотря на заслуги Роднея, партикулярный дух, проявлявшийся тогда в Англии с особой силой, и проникший даже в армию и флот, привел к отзыву его со службы во время падения министерства лорда Норта, а его преемник, никому не известный, уже отбыл к месту назначения, когда поступили известия о победе. В обстановке упадка и разочарования, царившей тогда в Англии, победа вызвала необыкновенное ликование и заглушила критику некоторых проявлений прежнего поведения адмирала. Англичанам не хотелось критиковать, и среди преувеличенных восторгов, которые преобладали в отношении достигнутых результатов, никто не думал о возможности добиться большего. Такие настроения сохранялись долгое время. Еще в 1830 году, когда была впервые опубликована «Жизнь Роднея», доказывали, «что французский флот понес такой серьезный урон и потери благодаря победе 12 апреля, что больше не в состоянии оспаривать владычество Великобритании в морях». Этот вздор был извинителен в 1782 году, но не в позднейшее время спокойного осмысления дела. Благоприятные условия мира были получены из-за финансовых затруднений Франции, но отнюдь не из-за слабости ее флота. И если было преувеличение в утверждениях адвокатов мира, будто Англия была не способна спасти Ямайку, то, возможно, она не смогла бы вернуть силой другие острова, переданные ей по мирному договору.

Память о де Грассе всегда будет ассоциироваться с его великими услугами, оказанными Америке. Скорее его имя, а не Рошамбо олицетворяет военную помощь, которую Франция предоставляла борющейся молодой республике, в то время как имя Лафайета напоминает о моральном сочувствии, проявленном так своевременно. Эпизоды жизни де Грасса, которые последовали за большим несчастьем, оборвавшим его карьеру, не могут не интересовать американцев.

После капитуляции Ville de Paris де Грасса отправили в сопровождении английской эскадры и ее трофеев на Ямайку, куда Родней зашел для переоснастки своих кораблей. Таким образом, французский адмирал появился в качестве пленника на острове, который собирался завоевать. И морские офицеры, и все англичане обращались с ним с той преувеличенной благожелательностью, которая легко передается от победителя к побежденному и которую, по крайней мере, заслуживала его доблесть. Говорят, что он не отказывался показаться в ряде случаев на балконе своих апартаментов в Лондоне перед публикой, приветствовавшей отважного француза. Это недостойное равнодушие к оценке своего реального положения, естественно, вызывало негодование соотечественников. Тем более что он не выбирал выражений в осуждении поведения своих подчиненных в злосчастное 12 апреля.

«Он переносит свое несчастье, – писал Гилберт Блейн, – невозмутимо, сознавая, как он говорит, что выполнил свой долг… Он приписывает свое несчастье не меньшей численности своей эскадры, но постыдному бегству офицеров кораблей, которым он подал сигнал собраться вокруг него и даже кричал, чтобы они держались рядом, но те бросили его»[209].

Это был лейтмотив всех его высказываний. В письме с английского флагмана через день после битвы он «взвалил на большинство своих капитанов ответственность за несчастья этого дня. Некоторые не исполняли его сигналы, другие, особенно капитаны кораблей Languedoc и Couronne, то есть его переднего и заднего мателотов, бросили его»[210]. Де Грасс не ограничивался, однако, официальными донесениями, но, пока жил пленником в Лондоне, опубликовал несколько памфлетов на ту же тему, которые разослал по всей Европе. Французские власти, считая, естественно, что офицер не должен бросать подобным образом тень на честь морского корпуса своей страны без достаточных оснований, решили разыскать и примерно наказать всех виновных в поражении. Капитаны Languedoc и Couronne, едва оказавшись во Франции, были заключены в тюрьму, а все документы, вахтенные журналы и т. д., относящиеся к делу, были собраны вместе. Учитывая все эти обстоятельства, не следует удивляться тому, что по возвращении во Францию де Грасс, выражаясь его словами, «не обнаружил никого, кто бы протянул ему руку»[211]. Лишь в начале 1784 года все обвиняемые и свидетели были готовы предстать перед военным трибуналом. Но итогом трибунала стало полное и всестороннее оправдание почти всех, кого де Грасс подвергал нападкам, тех же, у кого нашли вину, судили снисходительно и вынесли им лишь легкие взыскания. «Тем не менее, – осторожно выражается французский историк, – нельзя не заметить в связи с решениями суда, что пленение адмирала, командовавшего эскадрой в 30 линейных кораблей, является историческим прецедентом, который заставляет печалиться всю нацию»[212]. Что касается руководства боем со стороны адмирала, то трибунал нашел, что угроза Zele, возникшая утром 12 апреля, не оправдывала решение идти полным ветром столь длительное время, как это имело место. Суд счел, что поврежденный французский корабль шел в полосе бриза, которым тогда еще не могли воспользоваться английские корабли, находившиеся в 5 милях к югу, и который позволил Zele прийти в Бас-Тер в 10 утра. Наконец, по мнению суда, французская эскадра должна была построиться в линию на том же галсе, что и английская эскадра, поскольку, продолжая двигаться на юг, она попала в зону штиля и слабого ветра у северной оконечности Доминики[213].

Де Грасс был крайне разочарован выводами суда и был настолько неблагоразумен, что написал письмо министру флота с протестом против них и требованием проведения нового судебного разбирательства. Министр, получив его протест, отвечал от имени короля. Прокомментировав памфлеты, которые распространились так широко, и противоречия содержавшихся в них заявлений показаниям перед судом, министр заключил свой ответ этими вескими словами: «Проигрыш сражения нельзя относить к промахам отдельных офицеров, то есть командиров отдельных кораблей. Из решений суда следует, что вы позволили себе необоснованными обвинениями порочить репутацию ряда офицеров с целью оправдаться в общественном мнении за плачевный итог сражения, причину которого вы, возможно, находите в нехватке сил, в превратностях войны, в обстоятельствах, которые невозможно контролировать. Его Величество хочет верить, что вы сделали все, что могли, для предотвращения несчастий этого дня. Но он не может быть так же снисходителен к вашим несправедливым обвинениям тех офицеров его флота, с которых снята вина за происшедшее. Его Величество разочарован вашим поведением в этом отношении, запрещает вам являться к нему на аудиенцию. Я передаю его распоряжения с сожалением и присоединяю мой собственный совет вам удалиться в сложившихся обстоятельствах в свое имение».