Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра - Джеймс Клавелл

– Мы оба остались живы, более или менее целы.

– Более или менее, мистер Марлоу. Я согласен с вами. Жизнь на войне – странная штука. – Тода сделал затяжку. – Как-нибудь, если не возражаете и если вас это не смущает, хотелось бы поговорить о Чанги, о том, чему вы там научились, и о том, как мы воевали. Пожалуйста.

– Конечно.

– Я здесь на несколько дней, – сообщил Тода. – Остановился в «Мандарине» и уезжаю на следующей неделе. Может, пообедаем или поужинаем вместе?

– Благодарю вас. Я позвоню. Если не в этот раз, так в следующий. Когда-нибудь приеду в Токио.

Помолчав, японец заметил:

– Если хотите, можем и не обсуждать Чанги. Я был бы рад получше познакомиться с вами. У Англии и Японии много общего. А сейчас прошу извинить, думаю, мне надо сделать ставку. – Он учтиво поклонился и ушел.

Кейси пила маленькими глотками кофе.

– Вам трудно это далось? Вся эта вежливость?

– О нет, Кейси. Нет, совсем нет. Мы теперь на равных, я и он, да и любой другой японец. У японцев – и корейцев, которых я особенно ненавидел, – были штыки и пули, а у меня ничего. – Он вытер пот со лба, и его губы искривились в улыбке. – Махлу, я не готов был встретить здесь кого-то из них.

– Махлу? Это что, по-кантонски?

– По-малайски. Значит «стыдливый», – пояснил он и улыбнулся про себя. Это была лишь часть выражения пуки махлу. Махлу – «стыдливый», пуки – «золотая ложбинка». Этой части женского тела малайцы приписывают самые различные чувства: голод, грусть, доброту, ненасытность, нерешительность, стыд, злость – все и вся.

– Стыдиться тут нечего, Питер. – Она не поняла всего подтекста. – Меня поражает, что после всех ужасов плена вы вообще можете с кем-то из них говорить. А книга мне на самом деле понравилась. И надо же, он тоже ее читал!

– Да. Я просто обалдел.

– Можно задать вам вопрос?

– Что?

– Вы как-то сказали, что Чанги – это рождение заново. Что вы под этим понимаете?

Он вздохнул:

– После Чанги мы все стали другими, навсегда изменились жизненные ценности. Например, притупился страх перед смертью: мы видели слишком много смертей, и у нас иное понимание смерти по сравнению с другими, нормальными людьми. Мы – те немногие, кто выжил, – в своем роде динозавры. Думаю, любой, кто побывал на войне, какой угодно войне, и вернулся оттуда целым и невредимым, смотрит на жизнь по-другому.

– И что же вы видите?

– Я вижу множество нелепостей, которые почитаются как начало начал и конечная цель бытия. Вы представить не можете, сколько этой ерунды в «нормальной», «цивилизованной» жизни. Нам, бывшим узникам Чанги, в известном смысле повезло: мы прошли через чистилище и знаем, в чем истинный смысл жизни. То, что вас пугает, для меня совсем не страшно, а над тем, чего страшусь я, вы просто посмеетесь.

– Например?

Он ухмыльнулся:

– Ну, хватит про меня и мою карму. Мне тут только что шепнули… – Он умолк и, широко открыв глаза, стал смотреть куда-то мимо Кейси. – Боже милостивый, кто это?

Кейси засмеялась:

– Рико Грессерхофф. Она японка.

– А кто здесь мистер Грессерхофф?

– Она вдова.

– Святые угодники!

Они смотрели, как Рико прошла через комнату на террасу.

– Не смейте, Питер!

В его голосе послышалось олимпийское величие:

– Я же писатель! А это объект, достойный исследования!

– Чепуха!

– Вы правы.

– Питер, говорят, все первые романы автобиографичны. Кто вы в этой книге?

– Один из персонажей, конечно.

– Кинг? Американский капрал, король «черного рынка»?

– О нет. Не он. И на этом довольно о моем прошлом. Давайте поговорим о вас. Вы уверены, что у вас все в порядке? – Он не отрываясь смотрел ей прямо в глаза, желая выведать правду.

– Что?

– Я слышал, вчера вечером вы были в слезах.

– Чушь.

– Правда?

Она помедлила, поняв, что он сумел заглянуть к ней в душу.

– Конечно. У меня все хорошо. – Пауза. – Когда-нибудь… когда-нибудь я, возможно, попрошу вас об услуге.

– Вот как? – Он нахмурился. – Я в ложе Мак-Брайда, это через две по коридору. Вполне можете зайти, если будет нужно. – Он снова бросил взгляд на Рико. Довольное выражение на его лице погасло. Она разговаривала с Робином Греем и Джулианом Бродхерстом, парламентариями-лейбористами. – Похоже, сегодня не мой день, – пробормотал он. – Я вернусь позже, нужно сделать ставки. Пока, Кейси.

– Что же вам только что шепнули?

– Номер седьмой, Уиннерз Дилайт.

Уиннерз Дилайт, аутсайдер, ловко выиграла забег, опередив на полкорпуса фаворита, Экселент Дэй. Ужасно довольная собой, Кейси встала в очередь перед окошком, где выплачивались выигрыши, сжимая в руке счастливые билеты и остро ощущая завистливые взгляды тех, кто проходил по коридору рядом с ложами.

В других окошках игроки уже отчаянно ставили на второй забег, первый этап двойной кинеллы. Чтобы выиграть кинеллу, они должны были угадать, кто придет первым и вторым в любом порядке. При двойной кинелле второй забег шел вместе с пятым, который сегодня обещал стать главным событием дня. Сумма выплаты по двойной кинелле могла оказаться огромной, а шансы угадать всех четырех лошадей были невероятно малы. Минимальная ставка – пять гонконгских долларов. Верхнего предела не устанавливали.

– Почему, Линк? – спросила она перед самым началом скачек, перегнувшись с балкона и наблюдая за лошадьми в воротах и всеми гонконгскими янь, наводящими бинокли.

– Взгляни на тотализатор. – Цифры, мелькавшие на электронном табло, сменяя друг друга соответственно ставкам на различных лошадей и сокращая шансы, перед самым стартом застыли. – Посмотри, сколько денег вложено в этот забег, Кейси! Больше трех с половиной миллионов гонконгских долларов. Почти доллар на каждого мужчину, женщину и ребенка в Гонконге, и это лишь первый забег. Этот ипподром должен быть самым богатым в мире! Они играют как сумасшедшие.

Стартовые ворота открылись, и поднялся страшный рев.

Она улыбнулась:

– У тебя все хорошо?

– Конечно. А у тебя?

– О да.

«Да, у меня все хорошо, – думала она, ожидая своей очереди, чтобы забрать выигрыш. – Я выиграла!» И она рассмеялась вслух.

– О, привет, Кейси! А-а, тоже в выигрыше?

– О, привет, Квиллан. Да, в выигрыше. – Она покинула свое место и подошла к стоявшему чуть дальше Горнту: больше никого из знакомых в очереди не было. – Я поставила на нее всего десять баксов, но да, выиграла.