Седьмое Правило Волшебника, или Столпы творения - Терри Гудкайнд

— Месть, — только и прошептала в ответ Дженнсен.

— Открой себя, откройся мне. Сдавайся. Отомсти за мать.

Призрак поднес длинный палец к ее лицу, и она почувствовала, где находится Ричард Рал — будто возникла связь, при помощи которой она могла знать, где он. На юге. Далеко на юге. Теперь она сможет найти его.

— Обними меня, — дышал голос в дюйме от ее лица. Дженнсен лежала на спине. Осознание этого удивило и взволновало ее. Девушка не помнила, чтобы она ложилась на спину. Она словно наблюдала за кем-то другим, кто сделал это. И тут она обнаружила, что нечто, олицетворявшее голос, уже встает на колени между ее широко раздвинутых ног.

— Откажись от своей воли, Дженнсен, — ворковал голос. — Откажись от своей плоти, и я освобожу псов и помогу убить Ричарда Рала.

Все было обещано. И она… тоже обещана?

— Я… Я… — заикалась она, а слезы ручьем лились из глаз.

— Обними меня, и месть твоя. Ты сможешь убить Ричарда Рала. Обними меня. Откажись от своей плоти. И от своей воли.

Но она была Дженнсен Рал. И плоть, и воля — ее. И жизнь — тоже ее.

— Нет.

Сестры в кругу взвизгнули от внезапной боли. И, зажав уши, завыли подобно собакам.

Мерцающие глаза уставились на Дженнсен. На лице призрака вновь заиграла улыбка, и он присвистнул, обнажив влажные клыки.

— Сдавайся, Дженнсен! — громко и властно рокотал голос, и девушке показалось, что он может стереть ее с лица земли. — Откажись от своей плоти, откажись от своей волю. И ты получишь месть. Ты получишь Ричарда Рала.

— Нет, — ответила она, отшатываясь назад. — Нет! Я откажусь от своей плоти и воли, если такова цена за избавление мира жизни от преступного ублюдка Ричарда Рала. Но я не сделаю этого, пока ты не отдашь мне его.

— Сделка? — присвистнул голос. Огонь в глазах стал красным. — Ты смеешь торговаться со мной?

— Такова моя цена. Освободи своих псов. Помоги мне убить Ричарда Рала. Когда я отомщу, я отдамся тебе.

Нечто улыбнулось улыбкой, напоминающей ночные кошмары.

Длинный тонкий язык змеей прошелся по телу, от промежности до грудей — жутким интимным посулом, — заставив девушку содрогнуться всем существом.

— Сделка заключена, Дженнсен Рал.

Фридрих пробирался вдоль луга, поросшим высокой густой травой, пытаясь не думать о голоде. Судя по тому, как бурчало в животе, попытка удавалась слабо. Рядом с лугом раскинулось небольшое озеро. Конечно, рыба могла бы исправить положение, но ее надо готовить, да к тому же сначала поймать. Блуждающим взглядом он прошелся по поверхности воды. Сошли бы и лягушачьи лапки. Конечно, лучше и быстрее всего утолило бы голод сушеное мясо. Фридрих подумал о засохшем куске пирога, который он достанет из сумки на привале. По крайней мере у него есть хоть что-то, чем можно будет заморить червячка.

Кое-где низкорослая трава, склонившаяся к поверхности озера, напоминала зеленую кожу. В других местах стояли тихие заросли высокого камыша. Солнце садилось за холм на другой стороне озера, и на тропинке, бегущей в тени величественных деревьев, становилось мрачновато. Воздух, казалось, замер, а в зеркальной глади воды, позолоченной вечерними лучами солнца, отражалось небо.

Глядя на тени, играющие вокруг, Фридрих остановился, расправил плечи, выпрямил спину. Ему стало ясно, что пора дать отдых усталым ногам, и он раздумывал, не остановиться ли здесь. Построить шалаш для ночлега. Или по крайней мере достать кусок пирога. Меж деревьев, поросших длинными лохмами тонкого мха, были видны темные лужи стоячей воды.

Холмистая местность была весьма удобной для путешествий, за исключением тех участков, где тропа спускалась в низину. Там она превращалась в труднопроходимое болото. Фридриху совсем не нравились болота: при их виде на него волной накатывались тяжелые воспоминания.

Он отмахнулся от облачка мошкары, вьющейся вокруг лица, оттянул лямки заплечного мешка, раздумывая, как поступить: или поставить лагерь, или двинуться дальше. Несмотря на то что этот день не принес ему ничего, кроме усталости и огорчений, долгая дорога сделала его сильнее, и теперь он с большей легкостью, чем поначалу, переносил суровость своей новой жизни.

В дороге Фридрих часто мысленно разговаривал с Алтеей. Он описывал ей все пейзажи, встречавшиеся ему на пути: рельеф местности, растительность, небо — в надежде, что в потустороннем мире она слышит его и улыбается своей золотой улыбкой.

Когда день подходил к концу, ему предстояло решать, что делать дальше. Сейчас с наступлением темноты продолжать путь не стоило. Растущий месяц был узенький, и Фридрих знал, что вскоре после вечерней зари наступит практически полная темнота. Больше всего на свете он ненавидел полный мрак, хоть глаз выколи, — это было самое худшее. В эти часы он чувствовал себя ужасно одиноким.

Впрочем, на небе было ни облачка, так что по крайней мере звезды будут освещать землю. Но даже когда светят звезды, по незнакомой местности трудно путешествовать в одиночку. В темноте можно запросто сойти с тропы и попросту заблудиться. А значит, утром придется возвращаться в поисках тропы, и, в конце концов, он попусту потеряет время.

Спокойнее разбить лагерь. Вечер выдался теплый, и можно будет не разводить костер. Конечно, его очень хочется развести. Но огонь может привлечь чужое внимание. Фридрих толком не знал, кто может оказаться поблизости, а костер в ночном лесу виден далеко. Так что лучше его не разводить, несмотря на тот уют, что он создает. Так безопаснее. Хватит и звезд над головой.

Однако, с другой стороны, если продолжить путь, то, возможно, тропа скоро выведет его из топких низин и приведет на место, гораздо больше подходящее для лагеря. По крайней мере не кишащее змеями. Змеи в поисках тепла обязательно подползут к спящему на земле человеку. Фридрих совершенно не собирался поутру обнаружить у себя под одеялом свернувшуюся калачиком змею. Он поправил заплечный мешок. Пока светло, надо пройти еще немного.

Не успел он сделать и шага, как послышался тихий звук. Он был едва слышен, но в нем присутствовало что-то необъяснимое, и путник повернулся на север, туда, откуда доносился звук.

Фридрих никак не мог представить, кто мог его издать: белка, лягушка, птичка… Однако сколько он ни прислушивался, вокруг снова стояла тишина. А потом звук повторился.

— Пожалуй, я становлюсь старым для такого рода приключений, — пробормотал Фридрих.

Имелась и другая причина, заставлявшая его двигаться вперед. Она была гораздо важнее первой и заключалась в том, что он терпеть не мог останавливаться, оказавшись так близко от цели. Конечно, путь ему предстоял еще долгий — возможно, несколько дней: трудно было сказать с большей точностью, — однако могло оказаться, что цель путешествия гораздо ближе. И в этом случае было бы глупо останавливаться на ночь. Теперь время стало определяющим фактором.