Танки решают все! Битва за будущее - Константин Мзареулов

— Такая техника действительно ускорит наступление, — восторженно провозгласил командующий фронтом на военном совете. — Так что делаем, как договорились… Потапов и Серафимов прорывают оборону немцев при поддержке корпуса Гористова. Твоя бригада идет на острие удара. Пока вы берете Винницу, я ввожу в прорыв танковую армию Рыбалко и кавкорпус Плиева в направлении Житомира. Войска 2-го Украинского начнут наступление на сутки раньше нас, чтобы сковать противника на Киевском направлении. После этого к наступлению подключатся правый фланг Малиновского и Белорусские фронты. На втором этапе выдвинутые из фронтового резерва армия Рябышева, танковый и кавалерийский корпуса начнут наступление от Житомира на Ровно и Луцк. Согласно директиве Ставки, за три недели мы должны выйти к Луцку и соединиться с войсками 2-го Белорусского. Вот сидит генерал Чернышев, сегодня к нам, наконец, прибудет его дивизия тяжелых «катюш» резерва Ставки. Значит, послезавтра начнем наступление.

Тут командующего бесцеремонно перебил генерал-майор «Смерша», сказавший, что у гвардейских минометчиков есть дурная привычка: прибыв на место, они обязательно посылают в Москву особый радиосигнал. Немцы этот сигнал знают, поэтому сразу делают вывод, что в этом месте готовится наступление, то есть все усилия по обеспечению секретности летят к чертовой матери. Чернышев вскинулся: дескать, этот сигнал предусмотрен директивой, но контрразведчик продолжал спокойно:

— Поэтому предупреждаю, что если моя служба радиоперехвата услышит пресловутый сигнал, то командир дивизии будет расстрелян, а наступление переносится. Вы пошлете эту радиограмму, генерал Чернышев, но из района в двухстах километрах к западу. Пусть немцы готовятся отражать наступление в районе Тернополя.

Спорить со смершевцем никто не осмелился. Павлов и Ватутин еще раз показали на карте полосы и задачи каждого соединения. Начальник фронтовой артиллерии подробно поведал о плане артподготовки, продемонстрировал график переноса по рубежам двойного огневого вала. Затем комфронта начал опрашивать командармов и комкоров, которые бодро заверили: мол, все готово, но хорошо бы подбросить еще солдатиков, танков, пушек и боеприпасов.

Когда пришла очередь отвечать Часову, Павлов захохотал и сообщил, что помнит этого «академика» еще по мариупольскому десанту.

— Рассказывай, танкист, чего тебе требуется, не стесняйся. — Он добавил, обращаясь к остальным: — Аппетит у него знатный. Сейчас скажет…

Заинтригованное собрание было весьма разочаровано, потому как Алексей скромно отрапортовал:

— Все в порядке, товарищ генерал-полковник. Бригада готова к наступлению.

Удивленный командующий даже руками развел и погрозил пальцем: дескать, хитришь. Однако разбираться прилюдно не стал, а напутствовал подчиненных предупреждением:

— Имейте в виду, товарищи, на этот раз противник у нас не венгры и не румыны. Драться будут по-немецки — жестоко, насмерть. Все населенные пункты превращены в опорные. Повсюду понастроены доты, дзоты, противотанковые рвы, минные поля. Готовьтесь воевать серьезно, как уставы требуют. За любую ошибку не я накажу, не прокурор с трибуналом — вас генерал Кемпф наказывать будет.

Вечером накануне наступления они собрались в штабной избе — вспоминали тех, кто не дожил до этой встречи. Часов рассказывал, как после контузии сразу из госпиталя попал в академию, а Литвин, Сазонов и Заремба хвастали семисоткилометровым рывком на запад — почти безостановочно полгода гнали врагов через всю Украину.

— Вроде конец войне скоро, — мечтательно произнес Низкохат. — В Африке их побили, под Минском побили, скоро все Балканы нашими будут, а там уж Италию без бинокля видать… Вот мы еще вмажем — и хана фашизму. Предлагаю, братцы, если доживем, будем друг к другу в гости ездить. Вы ко мне в Забайкалье обязательно наведайтесь, а то могу обидеться.

Все хором поддержали хорошую идею, только Заремба с Озеровым загрустили — война лишила обоих и дома, и родни. Черкесиани, ставший замполитом бригады, темпераментно пожелал всем счастья в мирное время и пообещал пустить на шашлык целую отару, когда друзья к нему в Сухуми приедут. Начали мечтать о том, какая жизнь начнется после войны, но Бедулин, офицер грамотный и со стратегическими задатками, подпортил настроение напоминанием:

— Хотел бы вместе с вами порадоваться, да не радуется… Вы представьте, сколько нам еще немцев по всей Европе молотить. Впереди Польша и Чехословакия с Венгрией, за ними — Германия с Австрией, а там дальше — Франция. И каждый метр не только вражеской кровью поливать придется.

Мотнув головой, он залпом выпил полную кружку спирта, на четверть разведенного водой. Офицеры последовали его примеру. Само собой, и прежде случалось задуматься — где, мол, и когда война кончится, но тут умный человек прямо сказал: будем, как при Кутузове, наступать до самого Парижа.

— Может, американцы все-таки откроют второй фронт? — неуверенно предположил Раппопорт. — Хоть часть Европы освободят и от нас немного фашистов оттянут.

— Вах, ты что говоришь, — вспылил замполит. — Францию капиталистам отдавать?

Они выпили за освобождение Европы, после чего Часов приказал отдыхать. На следующий день предстояло встать пораньше. А кто доживет до следующей ночи — о том лишь потусторонним силам ведомо.

Как назло, сон пропал, и подполковник долго ворочался на деревянной лавке. Память выплескивала обрывки событий, случившихся за три десятка лет, добрая половина которых пришлась на войны и службу. Он даже улыбнулся, вспомнив наивное приглашение Низкохата заглянуть в гости на крайний восток державы.

Алексей очень удивился бы, скажи кто-нибудь, что из всех сегодняшних мечтаний сбудется именно это и его штаб перед наступлением на Квантунскую армию разместится в родной деревне Макара.

Утро началось громко — ревом тысяч пушек, гаубиц и минометов, которые заговорили точно в те минуты, когда у немцев сменялись дежурные подразделения. Передний край противника на целый час затянуло дымом, снаряды густо ложились на позиции пехоты и артиллерии. Тем временем саперы проделывали проходы в минных полях и проволочных заграждениях.

Внезапно гром орудий стих. Для противника это был ясный сигнал: сейчас большевики пойдут в наступление. Подразделения торопливо выбегали из разбитых снарядами блиндажей, занимая оборону в перепаханных снарядами окопах. Они поспешили — через небольшой промежуток времени «бог войны» зарычал снова и продолжал грохотать еще полтора часа.

На передовом КП генерал Краснобородов с чувством сообщил офицерам:

— Знаете, молодые-красивые, такой плотности огня не видел я даже в Брусиловском прорыве. Правда, через год, в июле, было что-то похожее, но солдат уже не тот стал. Не захотели мои гренадеры в наступление идти.

О тех событиях Часов знал только из книг по истории Гражданской войны, поэтому ответил, как читал у профессоров-историков:

— Армия устала от войны, от поражений…

Помотав головой, комкор негромко произнес: