Исследование истории. Том II - Арнольд Тойнби

Вплоть до «нового» времени существовал один фактор, который являлся причиной того, что действительные столкновения между современными друг другу цивилизациями в пространстве не достигали своего возможного математического максимума. Само пространство было настолько велико или было такого рода, что не допускало возможности подобных взаимных столкновений. Не было, например, столкновений между цивилизациями Старого и Нового Света — вплоть до овладения техникой океанской навигации западно-христианской цивилизацией в «современной» главе ее истории (примерно 1475-1875 гг.). Это достижение явилось исторической вехой и может дать нам ключ для нахождения точки входа в исторический лабиринт, который мы взялись изучить.

Когда в ходе XV столетия христианской эры западноевропейские моряки овладели техникой океанской навигации, они тем самым приобрели средство физического доступа ко всем обитаемым и необитаемым землям на планете. В жизни всех остальных обществ влияние Запада постепенно стало основной социальной силой. По мере того как западное давление усиливалось, их жизнь переворачивалась вверх дном. Казалось, одно западное общество осталось не подверженным в своей жизни тому опустошению, которое коснулось всего остального мира. Однако уже на памяти автора данного «Исследования» одно из столкновений между Западом и его современниками привело к помрачению горизонта самого западного общества.

Главенствующая роль в западных делах, которую стало играть столкновение между Западом и иностранной социальной системой, явилась новой чертой в современной западной истории. Начиная с окончившейся неудачей второй осады турками Вены в 1683 г.[517] вплоть до поражения Германии во Второй мировой войне 1939-1945 гг. Запад как целое настолько превзошел в своей власти весь остальной мир, что фактически не осталось никого, с кем западные державы могли бы считаться за пределами своего круга. Эта западная монополия на власть, однако же, закончилась в 1945 г., ибо с этой даты впервые с 1683 г. одним из соперников в борьбе за политическую власть снова оказалась неевропейская держава.

Правда, существовала двусмысленность в отношении Советского Союза и коммунистической идеологии к западной цивилизации. Советский Союз стал политическим наследником петровской Российской империи, которая явилась добровольным обращением к западному образу жизни на рубеже XVII—XVIII столетий христианской эры и с этого времени участвовала в европейской игре по негласной договоренности о том, что новообращенный останется верен принятым на Западе правилам. С другой стороны, коммунизм, подобно либерализму и фашизму, по своему происхождению был одной из секулярных идеологий, возникших на современном Западе в качестве заменителей христианства. Таким образом, с одной точки зрения, соперничество между Советским Союзом и Соединенными Штатами за господство над миром и соперничество между коммунизмом и либерализмом за человечество можно рассматривать и как внутреннее разногласие между домочадцами единого западного общества. С другой точки зрения, однако, Советский Союз можно было бы рассматривать, подобно его петровской предшественнице, в качестве русско-православного универсального государства, старающегося сохранить свое европейское платье, которое он усвоил для удобства и для маскировки. Под этим же углом зрения можно рассматривать и коммунизм в качестве идеологического заменителя восточно-православного христианства, который предпочли либерализму, поскольку либерализм был западной ортодоксией, тогда как коммунизм, хотя и имел западное происхождение, в глазах европейцев был отвратительной ересью.

Как бы то ни было, несомненным остается то, что резкое усиление антизападных тенденций в русском чувствовании и мысли было одним из последствий Русской коммунистической революции 1917 г. и что появление Советского Союза в качестве одной из двух оставшихся в живых конкурирующих мировых держав вновь выводит культурный конфликт на политическую арену, которая примерно 250 предшествующих лет оставалась открытой для внутренних политических ссор между державами одного культурного вида. Можно также заметить, что в таком новом вступлении в борьбу против вестернизации после казавшейся долгое время проигранной битвы русские показали пример, которому спустя 31 год последовали китайцы и которому в свое время вполне могут последовать японцы, индусы, мусульмане и даже те общества, которые уже давно прониклись европейским влиянием, как основной ствол православного христианства в Юго-Восточной Европе и три исчезнувшие доколумбовы цивилизации Нового Света.

Эти соображения наводят на мысль о том, что внимательное исследование столкновений между современным Западом и другими ныне живущими цивилизациями может оказаться удобной отправной точкой. Следующей группой столкновений, которые необходимо исследовать, естественно, окажутся столкновения западного христианства в его более ранний, так называемый средневековый период с его соседями в эту эпоху. После этого по нашему плану нужно было бы выбрать среди ныне исчезнувших цивилизаций те, которые оказывали на своих соседей влияние, сравнимое с влиянием Запада на своих современников. При этом мы не будем связывать себя проверкой каждого отдельного столкновения, которое может быть открыто в результате дотошного исследования истории.

Прежде чем начать действовать в соответствии с намеченным планом, мы должны определить дату, с которой начинается «современная» глава западной истории.

Исследователи-неевропейцы датировали бы ее начало тем моментом, когда первые европейские корабли подошли к их берегам, ибо в глазах неевропейца homo occidentalism[518], подобно самой жизни, согласно одной научной гипотезе, являлся созданием морского происхождения. Дальневосточные книжники, например, когда увидели первых представителей западного человечества в правление династии Мин, прикрепили к вновь прибывшим ярлык «варваров Южного моря» на основании их непосредственного происхождения и их очевидного уровня культуры. В этом и других столкновениях вездесущие западные моряки прошли через ряд стремительных превращений в глазах своих сконфуженных жертв. При своей первой высадке они выглядели словно безобидные морские микроскопические животные прежде неизвестного рода. Вскоре они показывали себя дикими морскими чудовищами. Наконец, они оказывались хищными амфибиями, столь же подвижными на суше, как и в своей собственной стихии.