У каждого своя война - Эдуард Яковлевич Володарский

class="p1">- Роба, а тебя тут клевая телка дожидается, — сказал Карамор.

- П-почему меня?

- Подходила, спрашивала.

- Где?

- А вон у подъезда стоит, — показал рукой Карамор.

Робка пригляделся и в наплывающих сумерках увидел у подъезда девичью фигуру, черноволосую, в белой блузке и черной шерстяной кофточке, в черных туфлях-лодочках. Кто такая, Робка не узнал, да и лицо расплывалось перед пьяными глазами.

- Ну-ка, ну-ка... — пробормотал он, выбираясь из-за стола и нетвердыми шагами направляясь к подъезду.

- Пузыри принесут, тебя ждать? — спросил вслед Карамор.

- Ждите! — Робка пересек двор, и девушка, почувствовав, видимо, что это идет тот, кого она ждала, направилась навстречу.

Она остановилась, и Робка застыл перед ней, смотрел и не мог припомнить, кто ж это такая?

- Я Настя, — сказала девушка. — Нас Боря знакомил. Не помните?

- A-а, вспомнил! — расплылся в улыбке Робка. — Правильно, Настя. А где же брательник?

- Мне нужно с вами поговорить, — твердо и серьезно сказала Настя и поправилась, перейдя на «ты»: — Мне очень нужно с тобой поговорить.

- Что-нибудь случилось? — Робка несколько протрезвел.

- Случилось.

- Что-нибудь с Борькой? — Робка уже с тревогой смотрел на нее.

- Может, отойдем куда-нибудь? — Она огляделась вокруг. — Может, погуляем? Я не могу так говорить…

- Ну пошли... — Робка развернулся и первым двинулся через двор к арке, на ходу помахал ребятам рукой, крикнул: — Я сейчас!

Они вышли из арки и медленно пошли по переулку.

Волнуясь и сбиваясь, Настя рассказала ему печальную историю, которую, в общем-то, рано или поздно следовало ожидать. Настя часто замолкала, потому что слезы мешали ей говорить, и она глотала их, а голос и губы у нее дрожали, да и всю Настю временами пронизывала дрожь. История, в сущности, приключилась банальная.

Они с Борькой приехали в Гагры и стали отдыхать. Сняли комнату у пожилой татарки в доме на горе, ходили по утрам на пляж загорать, завтракали и обедали у одного армянина, державшего полуподвальную хинкальню. Все шло хорошо, и Настя впервые за много лет была радостной, веселой и улыбчивой. Море настолько ее поразило, что она даже по ночам тихо уходила из дома и бежала к берегу, подолгу просиживала на холодных камнях, глядя на лунную дорожку, освещавшую дышащую бездну.

Налетал порывами холодный ветер, в черной глубине что-то или кто-то могуче протяжно вздыхал, словно бесконечная тоска переполняла это гигантское существо.

Она сидела, слушала и всей грудью вдыхала эту вечную тоску. Тихий прибой шуршал, накатывался, гремел галькой. Ревнивый Борька однажды проснулся и не обнаружил рядом с собой Настю. Он ничего ей не сказал, но стал спать чутко и через несколько дней проснулся, когда Настя почти бесшумно выскользнула из постели и пошла из дома. Борька пошел за ней следом, прихватив с собой финку. Каково же было его удивление, когда он увидел, что Настя пришла на пустынный пляж, села на камешек и стала смотреть в черную тьму. И будто окаменела. Борька долго ждал, прячась на откосе за сосной, потом спустился на пляж, подошел. Настя, услышав шаги, испугалась, вскочила. Борька подошел, долго смотрел на нее, спросил:

- Ты че, Настя, совсем сдурела? Че ты тут делаешь?

- На море смотрю... слушаю, -- виновато проговорила Настя.

- Чего-чего? — искренне удивился Борька.

- Море слушаю... — смущаясь, объяснила Настя. — Там словно кто-то живой дышит. Ты вот послушай…

И они сели рядом, стали слушать. Борька молчал, сидел неподвижно. Море тяжко вздыхало, бежала по мелкой ряби, ломалась зеленая лунная дорожка, похрюкивала, шуршала в пене прибоя галька, и ощущение вечной, непреходящей жизни налетало на них с порывами ветра, с этими тяжкими вздохами. Борька вдруг обнял Настю и прижал к себе. Так и сидели они, внимая и впитывая.

- Он после этого даже больше любить меня стал, — рассказывала Настя. — Я это сердцем чувствовала, не веришь?

- Да ты рассказывай, что стряслось, — ответил Робка. — Начала так издалека, что конца не видно.

- Да что конец... что конец? — Губы у нее опять задрожали, она проглотила слезы. — Мы так хорошо жили, что мне даже страшно становилось. Не может же все время так хорошо быть, думаю, что-то плохое обязательно должно случиться... А он такой замечательный все время был, ну просто на себя не похож.

И не пил совсем. Говорил, курить брошу. Говорил, давай здесь всегда жить? На кой черт нам эта Москва — большая деревня. Купим дом, прямо на берегу моря, тут, говорит, продаются, я разнюхал, и будем жить.

Я спрашиваю, на какие деньги, Боря? А он смеется, в Москву приедем, я магазин подломлю в последний раз — на все хватит, и на дом, и на прожитье... Ох, Роба, Роба... — Она замолчала, прикусив губу, и в глазах у нее блеснули слезы.

- Да ты рассказывай, рассказывай…

Как она ждала чего-то плохого, так и случилось.

Да нет, не плохое, а самое страшное, что может быть.

Пошли они как-то с Борькой на базар фруктов купить.

На базаре все и произошло. Какой-то подвыпивший матрос пристал к Насте. Пока Борька выбирал персики, он успел облапить Настю, за задницу схватил и за груди.

Предлагал пойти с ним. Настя стала вырываться, но матрос сильный попался, скрутил ее железными лапами и ведет с базара, уговаривает ласково, а сам за все места хватает.

Народ на них — ноль внимания, подумаешь, делов-то, матрос деваху свою уговаривает. И тогда Настя закричала, Борьку позвала. А Борька сам уже искал ее.

Тут все и началось. Они схватились прямо на базаре.

Толпа обступила их, но драке никто не мешал, даже боялись помешать — настолько свирепо дрались эти двое парней. Настя кидалась, пыталась их разнять, но ее отшвыривали, и драка продолжалась. Борька стал одолевать. Матрос, обливаясь кровью, один раз упал, потом другой раз. Борька и сам был весь в крови, но такая в нем кипела дьявольская ярость, что матрос начал сдавать. Он упал в третий раз, поднялся, шатаясь, и вдруг кинулся к торговому прилавку, на котором были навалены дыни, схватил лежавший там нож и пошел на Борьку. Толпа загудела, абхазцы, грузины, армяне осуждающе зацокали языками, закачали головами, но вмешиваться опять никто не стал. Борька видал ножи и пострашнее, совсем не испугался, рванулся матросу навстречу. Как так получилось, никто и понять не смог, все произошло