Одна среди туманов - Карен Уайт

Пока я лениво перелистывала страницы романа, Бутси сидела в коляске и пыталась засунуть в рот свою маленькую ножку. Ботиночки я ей уже давно не надевала, потому что она каждый раз ухитрялась разуться и расшвырять обувь по всей комнате. В коляску я положила достаточно одеял и могла не беспокоиться, что ребенок замерзнет. Бутси, похоже, и впрямь было тепло – даже ветер ее нисколько не беспокоил. Когда очередной его порыв щекотал ее босые пятки, она только негромко смеялась, демонстрируя единственный (пока) зуб. Остальные зубы были на подходе, однако, вопреки многочисленным предупреждениям тети Луизы и миссис Хитмен, Бутси вела себя совершенно спокойно, отлично спала по ночам и с аппетитом ела. А благодаря ее спокойствию я тоже не слишком переживала, а порой даже чувствовала себя лучшей матерью на свете. Ну, может, и не самой лучшей, но уж самой счастливой – точно!

Потом мое внимание привлекло движение возле дома. Обернувшись, я увидела, как открылась кухонная дверь и Матильда пропустила на кухонное крыльцо какого-то человека, закутанного в плащ. Человек – мужчина – быстро пошел ко мне, но я догадалась, кто это может быть, далеко не сразу. Впрочем, судя по тому, как Матильда в тревоге заломила руки, новости, которые он принес, были скорее тревожными, чем радостными.

Анджело Берлини я узнала, только когда он подошел совсем близко. С облегчением вздохнув, я поднялась ему навстречу и почти тотчас увидела, что передо мной совсем другой Анджело – не такой, каким я его знала. Под плащом на нем была только рубашка с закатанными рукавами и жилет, щегольская фетровая шляпа с загнутыми полями пропала, галстук отсутствовал, а черные волосы, которые обычно были аккуратнейшим образом уложены на косой пробор, падали на покрытый испариной лоб. На его верхней губе тоже блестели капельки пота, хотя погода была совсем не жаркой, а в глазах тлела тревога. Итальянец выглядел… опасным, и я машинально сделала шаг в сторону, заслоняя собой коляску.

– Доброе утро, Анджело. Мне очень жаль, но Джона нет дома, и…

Он нетерпеливо тряхнул головой.

– Я пришел не для того, чтобы увидеть Джона. Мне нужно поговорить с тобой.

В моей душе шевельнулся страх, во рту пересохло, и я лишь со второй попытки сумела произнести:

– Тогда… тогда, быть может, ты зайдешь в дом, выпьешь лимонаду или чаю со льдом?

Он коротко рассмеялся.

– Нет, сейчас не до этого. Я ехал всю ночь, боялся не успеть… И мне нужно как можно скорее вернуться в Новый Орлеан, чтобы никто не заметил моего отсутствия. Дело очень важное. Я не мог даже позвонить, потому что такое дело нельзя доверять телефону.

Я в тревоге схватилась за ручку коляски.

– Анджело, ты меня пугаешь!

– Это хорошо, Аделаида. Твоего мужа мне так и не удалось напугать настолько, чтобы он меня выслушал, поэтому я решил поговорить с тобой. Джон сказал тебе, что он больше на меня не работает?

Прежде чем ответить, я глубоко вдохнула прохладный воздух. Мне хотелось сказать, что у нас с Джоном нет секретов друг от друга и что он все мне рассказывает, но… но о своем уходе от Берлини он мне действительно ничего не говорил. Кроме того, лгать я не умела и не сомневалась, что Анджело прочтет все по моему лицу.

– Он… не…

– Я так и думал… – Анджело покачал головой. – К сожалению, его отказ сотрудничать очень огорчил некоторых очень влиятельных… людей. Я, конечно, делаю все, что могу, но боюсь, что помочь Джону мне уже не удастся, поэтому тебе лучше отсюда уехать. Ненадолго – только до тех пор, пока все не успокоится, но уехать ты должна немедленно.

Я беспомощно покосилась на Бутси, которая старательно демонстрировала Анджело свой первый зуб и очаровательные ямочки на щеках, а потом потянулась к нему, чтобы он взял ее на руки.

– Сколько… сколько времени у нас есть?

– Не много. – Анджело слегка пожал плечами. – Джон говорил – у него остались родственники в Миссури… Я уже кое-что сделал, чтобы переправить вас туда, к тому же я намерен перевести в местный банк кое-какие средства, чтобы у вас было на что жить, но… Ты должна пообещать, что начнешь готовиться к отъезду сейчас же. И помни – никому ни слова! Ни тете, ни дяде, ни даже Саре Бет… Если ты им хоть что-то скажешь, тем самым ты подвергнешь опасности и их жизни.

Подхватив на руки Бутси, я крепко прижала ее к себе – мне просто необходимо было почувствовать ее тепло и убедиться, что мой ребенок со мной и что ему ничего не угрожает, а Анджело тем временем продолжал:

– Я знаю, как сильно ты любишь своего мужа и свою дочь, поэтому, если ты хочешь, чтобы с ними ничего не случилось – делай все, как я говорю, и тогда все кончится хорошо.

– Но что я скажу Джону?! – вырвалось у меня.

– Ничего. Пока – ничего. Не говори ему даже, что я был здесь, пока я не сообщу тебе, что все готово.

Я покачала головой:

– Я не буду ничего скрывать от мужа.

– Даже для того, чтобы спасти жизнь ему и ребенку?

Я зажмурилась. Анджело был прав, но обманывать Джона мне все равно не хотелось.

– И ты, и я хорошо знаем Джона, – добавил он чуть мягче. – Нельзя допустить, чтобы он слишком долго раздумывал над ситуацией. Твой муж на редкость упрям, Аделаида, и ты – единственная, кто способен его в чем-то убедить.

– Джон уже спрашивал, готова ли я переехать в Миссури, и я сказала – нет. Он остался только из-за меня.

Анджело поднял руку и ущипнул Бутси за щеку, заставив ее улыбнуться.

– Ты сказала так, потому что думала о дочери, но тогда ты не знала… всех обстоятельств и не понимала всей опасности положения. Теперь ты все знаешь, к тому же я обещаю, что это только временная мера. Сухой закон будет отменен либо после ближайших выборов, либо после следующих. После этого все, что случилось сейчас, не будет иметь никакого значения, и вы с Джоном сможете спокойно вернуться домой.

Бутси снова потянулась к Анджело, и он, бережно взяв ее у меня из рук, уткнулся лицом в ее одеяльце, вдыхая сладкий запах ребенка. На его лице появилась улыбка – удивительная улыбка, заставившая его помолодеть сразу на десяток лет.

– Почему ты делаешь все это, Анджело? Ведь, предупредив нас, ты и себя подвергаешь опасности. Почему ты рискуешь ради нас?

Он открыл глаза и взглянул на меня.

– Наверное, потому, что ты – одна из немногих по-настоящему хороших людей в уродливом и жестоком мире, который изо всех сил старается уничтожить все доброе и светлое. Потому что твоя любовь к дому и семье способна осветить даже самые темные и грязные закоулки этого мира и сделать их прекрасными. Такой была и моя сестра, пока мир не растоптал ее душу и не убил тело. Вот почему я помогаю тебе, твоей дочери и твоему мужу, Аделаида Боден.

Повинуясь безотчетному порыву, я подалась вперед и поцеловала его в щеку.

– Я еще не знаю, согласна ли я, но все равно спасибо.