Свет проклятых звёзд - Летопись Арды

пьяных родичей, видимо, не согласный с неверием в присутствие Чёрного Врага на севере, что-то грубо заорал и пнул бродягу в живот.

— Не трогать! — крикнула на него Бельдис, борясь с желанием обнять и пожалеть несчастного красавчика. — Прости их, не знаю твоего имени, сын Хамира.

— Ха-л-мира, — откашливаясь, прохрипел нищих. — Плохая из тебя правительница — имена не запоминаешь.

— Я могла бы не защищать тебя! — игра в королеву и преступника всё больше нравилась девушке. — Продолжай.

— Мирный склад превратили в военный, — тихо ответил, явно начиная замерзать, бродяга. — А потом его подожгли.

— Твой отец?

— Нет! Он не был среди бунтарей!

— А почему тогда бежал?

Нищий не успел ответить, кто-то из седобородых родичей Хандира кивнул на бродягу:

— Нет смысла ждать стражу, он тут околеет. Брат, давай его сами отвезём на пост. Пусть разбираются.

В обрамлённых пушистыми ресницами глазах оборванца отразился страх и ненависть. Бельдис почувствовала, как сжимается сердце.

— Но я ещё не выяснила всего! — запротестовала она.

— Да что тут выяснять? — лысый мужчина в летах, без шапки и с очень странными, словно одинаково поломанными ушами, хлебнул чего-то из фляги и всё-таки покрыл голову. — Этот гад и его пособники попрошайничают, а золотишко наше откладывают на вооружение. Накопят и опять пойдут на вождя твоего с факелами. Мы их тут жалеем, а они вас потом режут.

— Я — не мой дед! — запротестовала Бельдис. — И этот человек — не его отец!

— Вот пусть стража и разбирается! — странноухий плюнул в костёр. — Поехали, брат.

Подняв из снега бродягу, мужчины потащили его в темноту.

— Получается, — Хандир опомнился и обнял невесту, — на этом мосту попрошайки уже не одно десятилетие на мятежи зарабатывают.

— Под шум толпы и звон цепей, — донёсся крик-пение бродяги, — голос эльфийский нас уверил,

Что станешь лучшим из вождей

Ты на века!

— Заткни пасть!

— И был огонь! Было знамя цвета крови!

— Заткнись! — кто-то потребовал молчания достаточно убедительно, чтобы больше слышно ничего из темноты не было.

— Надо всё-таки пройти по мосту, — сказал жених, прижимаясь всё крепче.

— Да, — думая совсем об ином, вздохнула Бельдис, — пойдём.

Ветер стих, снег захрустел таинственно и немного пугающе. Идти в ногу стало получаться лучше, звёзды в небе укрупнились, воздух заискрился в серебристом сиянии Исиль.

«Желаю, чтобы вы были здоровы! — пели оставшиеся на берегу родичи. — И чтобы над вами

Сияло солнце ярче, чем на в благом Амане!

Чтоб до ста лет жили! Горя чтоб не знали,

И чтобы ваши дети вас радовали!»

Весёлая песня лилась, как ни в чём не бывало, но Бельдис её не могла впустить в сердце, всё ещё слыша совсем другие слова.

Примечание к части Песни:

«Желаю» Е. Ваенга,

«Царь» гр. «Гранд КуражЪ»

Наследник подэльфийского трона

Дор-Ломин Брандиру не нравился. Абсолютно.

В детстве было весело гоняться за ящерицами, стрелять мелких птах и разорять их гнёзда, но однажды, решив доказать сверстникам превосходство, родич фиримарского вождя съел сырыми яйца из уничтоженного дома лесной щебетуньи, и после этого несколько дней метался в горячке, блевал и выл от болей в животе, сидя на горшке день и ночь. Больше никому ничего доказывать не тянуло, а Дор-Ломин опостылел окончательно, потому что даже случайное воспоминание о том, как засыпал прямо на ночной вазе, прислонившись спиной к стене, после очередного опустошения и так пустого желудка, а потом просыпался от новых позывов и сверху, и снизу, доставляло непередаваемые эмоции.

Брандир ненавидел Дор-Ломин за его вечную сырость и грязь. Поселение находилось в низине, поэтому то и дело сюда стекалось всё, что только могло стечь, а по утрам нередко опускался густой туман. Всё бы ничего, но обязательно каждый раз находился какой-нибудь умник, гоняющий галопом верхом в непроглядной белой мгле и пугая прохожих.

В Тёмной Земле были кошмарные однотипные постройки. Да, в лесу все деревья похожи, но если у их создательницы не хватило ума придумать разнообразие, то что мешает людям поступить иначе?! Брандир презирал Дор-Ломин за одинаковые дома, в которых можно было запутаться даже по трезвости. Что за стремление слиться с толпой?! Чтобы окна из зависти не выбили? А почему не сломать в ответ руки? Заодно и строителям.

В Дор-Ломине всегда были ужасные дороги, независимо от сезона. Зимой они либо превращались в опасные замёрзшие колдобины, где легко свернуть ногу или шею, либо представляли собой сугроб, немногим меньшего размера, нежели обочины. Весной и осенью появлялась чудная возможность перепутать реку и тракт, летом дорога выглядела грязной, либо высохшей неровной колеёй с глубокими ямами через каждые двадцать-тридцать шагов. На дне, разумеется, растекались лужи, а вокруг валялись мелкие камни, отлетающие из-под колёс проезжающих телег прямо в лица пеших. Красота!

А ещё дор-ломинские дороги порой заканчивались опасными тупиками. Брандир от души презирал живущий в таких местах сброд и никогда этого не скрывал, за что однажды и поплатился.

***

Из-за поворота чавкающей под копытами лошади дороги вышли трое. Потом ещё двое. Юный Брандир, ехавший верхом вместе с девушкой, которую, наконец, удалось пригласить на прогулку, обернулся и увидел позади ещё четверых. По меньшей мере шестеро из окруживших парочку были вооружены луками и дротиками.

— Нищие выродки, говоришь? — спросил один из стоявших поперёк пути марахлингов. — Плевки вонючей щели? Как он нас ещё называл, братья?

— Орочье семя, — напомнил Брандир, чувствуя, как разум, страх и всё остальное уступают место лютой ненависти и желанию уничтожить каждого на этой улице. Каждого! Зарезать всех, кто живёт по соседству с этими тварями, сжечь их дома, а потом пировать на дымящихся руинах и хохотать. Надо же