Тени, которые проходят - Василий Шульгин

* * *

В Рагузе я не только изучал интереснейшее прошлое этого края и наслаждался карнавалами и праздниками. У меня еще была и служба. Тут, в Рагузе, уже некоторое время жил брат Марии Дмитриевны, моей жены, так называемый Вольде (Владимир Дмитриевич). Он кончил в Киеве кадетский корпус, но не успел выйти в офицеры. Во время Гражданской войны был, конечно, на стороне белых на каком-то серединном положении — и не офицер, и не рядовой в то же время. После поражения белых он каким-то образом очутился в Польше со своими друзьями. Некоторое время был в лагере, а затем перебрался в Чехию, где жил на свободе. Он и его друзья Значковские зарабатывали свой хлеб, принимая участие в футбольных состязаниях. Затем, узнав, что отец его в Югославии, стали подумывать, чтобы туда перебраться. Это было трудно, потому что надо было переходить тайно границу, сначала между Чехией и Венгрией, а затем между Венгрией и Югославией. Однажды они заночевали высоко в горах на каком-то перевале, и в ту ночь сбылось одно происшествие, давно ему предсказанное.

Это случилось еще до войны, в Киеве. Два мальчика-кадета пошли к некоему поляку, ясновидящему. Он им сказал, что они хотят быть военными, но на самом деле поступят в университет в одной далекой стране. Кадеты искренне возмутились:

— Этого никогда не будет, — категорически заявил Вольде.

Однако предсказатель, тоже сильно рассердившись, заявил им:

— Будет, молодые люди! Я не ошибаюсь. Будет и другое, а именно: вы заночуете в горах, будет холодно, и вы сдерете шинель с мертвеца и укроетесь ею.

Вот именно это и сбылось. Они не заметили, что заночевали на бывшем военном кладбище. Крестов не было. Легли прямо на снег, и было очень холодно. Во сне один из Значковских стащил с Вольде шинель. А Вольде, тоже во сне, стащил, как ему показалось, с него обратно. Но когда рассвело, то они увидели, что Вольде был накрыт голубой австрийской шинелью. Ее он и натянул на себя, содрав с австрийского солдата, лежавшего рядом с ними и припорошенного снегом.

Сбылось и другое предсказание. Значковские не поступили в университет, а Вольде поступил на инженерный факультет Белградского университета. Его отец, Дмитрий Михайлович, был военным инженером, а в Белграде строил, что приходилось, и, между прочим, офицерское собрание с очень красивыми лепными потолками.

Но Вольде не окончил университета. Ему хотелось поскорее зарабатывать деньги, и он сделался подрядчиком. Уехал из Белграда на юг, в Рагузу, и поступил в строительную фирму «Атлант». Этой фирме был нужен кассир, и когда я обосновался в Рагузе, то по рекомендации Вольде на эту должность взяли меня. Обращаясь ко мне, они говорили «господин инженер».

Так я вошел в структуру «Атланта» и познакомился с деятельностью фирмы с внешней стороны, а также узнал ее подноготную. Первое здание, которое мы строили, была военная хлебопекарня. Как только стены были возведены и начали сооружать крышу, к двуногим строителям присоединились крылатые. Две пары ласточек начали лепить свои гнезда. Интересно, что они работали сообща. Вчетвером сначала построили одно гнездо, потом другое. А яйца положили отдельно.

Здесь я сразу наткнулся на подноготную работы фирмы. Подрядчики брали заказы с публичных торгов и, как правило, получал заказ тот, кто брал дешевле. При этом, конкурируя друг с другом, подрядчики понижали цену до уровня, когда работа становилась для них убыточной. Как же они выходили из этого, казалось бы, безвыходного положения? Довольно просто. Они обязаны были примешивать в глину семь процентов чистого цемента. Цемент в ту пору был довольно дорогим материалом. Они же добавляли менее семи процентов, доводя до минимального предела. Предел же был таким, что после постройки здания оно рассыпалось. Примерно в это же время в Париже рухнули два дома, потому что в раствор было вложено всего два процента цемента. До этого рагузские подрядчики не доводили, но вместе с тем офицеры, ответственные за стройку и контролировавшие весь процесс строительства, прекрасно знали, что в растворе семи процентов цемента не было. Они, в свою очередь, закрывали на это глаза, потому что при сервировке традиционного обеденного стола контролирующей комиссии от Военного министерства в салфетки вкладывались соответствующие суммы. В этом случае подрядчики получали дополнительные авансы, чтобы достроить здания. Все эти деньги проходили через меня. И это был принятый порядок не только в фирме «Атлант».

М. Д. Шульгина. Югославия. Сремские Карловцы. 1930-е

Но иногда дело доходило до наглости. У меня, у кассира, служил помощником молодой человек по фамилии Чучка. Я иногда выдавал ему авансовые суммы на всякие мелкие расходы. Однажды мы стояли с ним на трамвайной остановке, и я выдал ему купюру в сто динар[82], которую он тут же сунул в нагрудный кармашек своей белой рубашки — дело было летом. Мимо проходила компания офицеров, и один из них, член приемной комиссии, вытащил эту купюру из кармашка, засмеялся и пошел дальше. Чучка в ужасе прошептал:

— Вы видели?

— Видел.

— Вы знаете, ведь это доблестный офицер, герой! И ему ничего нельзя сделать.

Да как и что можно было ему сделать, если цемента фирма добавляла в раствор меньше нормы!

Тут надо быть моим племянником Сашей, Александром Александровичем Могилевским, который славился своею честностью и принципиальностью. Но об этом я уже рассказал выше.

* * *

Я во все это не вмешивался, мне, чужестранцу, эту систему было не изменить. Получаемые на строительство деньги вносил в банк, из него же получал деньги для расплаты с рабочими. Эта расплата была на самом деле сложной операцией. Из заработной платы высчитывался некий процент в виде страхования на случай болезни и смерти. Этот процент выражался в копейках. Чтобы упростить дело, я вкладывал зарплату, с вычетом процентов, в конверты, на которых писал суммы и фамилии получателей. На этих конвертах получатели расписывались, забирая из них деньги, и они служили мне оправдательным документом.

Но из этого моего упрощения вышло одно осложнение. Расписываться надо было в особых книгах, к которым я прилагал конверты с росписями. И со временем моя бухгалтерия как-то запуталась. К счастью, в это время приехал в Рагузу мой сын Дима, которому очень хотелось прикоснуться к практической деятельности. Я взял отпуск на месяц и предоставил ему возможность вместо меня распутываться с конвертами.

* * *

Но с «Атлантом» вышло вообще осложнение побольше. «Атлантида», несмотря на все ухищрения, не свела концы с концами и обанкротилась. Нас всех рассчитали. Но это были еще не все неприятности.

Вольде на заработанные деньги купил автомобиль и сейчас же его погубил. Он пригласил Марию Дмитриевну, меня и еще одного своего собутыльника проехаться вдоль берега залива к так называемой тетке Елце. Она содержала свое заведение в глубине залива, напоминавшего фиорд и называвшегося Омбола. По берегу этого залива мы и поехали. Иногда, когда дорога отходила от берега, она сужалась, проходя между отвесными скалами. Вольде не справился с управлением, и в одном таком месте мы врезались правым крылом в скалу, превратив его в смятую жесть. Затем то же самое он проделал с левым крылом. Тут только я понял, в чем дело: на радостях молодой владелец машины выпил, а править он вообще не умел и трезвым. Но что было делать? Поехали дальше и кое-как доехали до тетки Елци. Там, конечно, выпили вина. Вино было хорошее, но мне не понравилось, потому что у него был привкус полыни.