Забег на невидимые дистанции. Том 1 - Марьяна Куприянова

рассказала ему после сеанса. Два заблуждения – еще не закономерность, как-то так. Что ж, может, стоит к этому прислушаться. Но стикер с ее именем все равно оказался на пробковой доске недалеко от имен пропавших.

Как будто она одновременно причастна и непричастна к происходящему. Очень странное ощущение. Раздвоение. Как она сама это называет? Кажется, суперпозиция. Ничего так. Подходит. Получается, пока не будет пройдена некая точка невозврата, останется неясным, какой путь вариативного будущего избран. Лоуренс даже загордился собой. Ему хотелось немедленно поведать Нине о своих догадках. Кажется, он начинал что-то понимать в ее высокоинтеллектуальной, но такой бесполезной, с его точки зрения, белиберде.

Бросив безнадежный взгляд на сотовый, Клиффорд вернул глаза на дорогу. Интересно, дома она уже или они с блондинчиком сегодня устраивают турне по какому-нибудь совершенно неприглядному для обычного человека месту? Или отправились куда-нибудь поесть. Хорошо было бы проследить за ними хоть раз, да только слишком рискованно. И пожалуй, бессмысленно. Не туда тратишь ресурсы полиции, офицер, не туда.

Лоуренс попытался представить, насколько дико будет выглядеть, если он напишет ей сообщение. Обыкновенную такую эсэмэску. Номер у него есть с самого запуска программы. Только он никогда по нему даже не звонил. И девочка не звонила тоже. Не было повода. А вот потребность была. Пусть и только с его стороны.

Наверное, в параллельном измерении я сейчас притормаживаю, беру в руки мобильник и набираю ей что-нибудь заботливо-строгое вроде «вернись домой до ночного патруля». Об этом было приятно думать. Но стоило перенести ситуацию в местное измерение, и все окрашивалось в такие тона, что тело щекотало от нервных сокращений, настолько делалось жутко. За себя, за нее, за всех, кто об этом узнал бы.

Ларс уже не пытался разобрать, почему его тянет к этой девочке. В глубине души он знал ответ и не мог ни с кем поделиться. В цивилизованном обществе не поощряются такие наклонности. Наоборот, табуируются. И никто не придумал, как от них избавиться или хотя бы ослабить, потому что никто об этом не говорил. Попробуй заговори, да. Клеймо на всю жизнь. Не взглянут ни на какие заслуги, с работы выбросят, в социуме возненавидят.

С другой стороны, не такая уж Нина маленькая. Всего два года до совершеннолетия. А ты не такой уж старый. В некоторых странах подобные браки сплошь и рядом. В Японии, например, возраст согласия вообще начинается с тринадцати лет…

Отставить, офицер. Не сглаживай углы. Ненормально это. А ты рядом с нею совсем себя в руках не держишь. Расклеиваешься. Не вполне обычному тебе досталась не вполне обычная подопечная. Ее детская непосредственность и прочие бесспорно привлекательные качества тебя ничуть не оправдывают.

Клиффорд вспомнил себя в шестнадцать лет и помотал головой, прогоняя эти воспоминания. Сидело ли в нем это, когда он сам был, как Нина? Может быть, и да. Очень может быть. Получается, в чем угодно можно стать другим человеком и перекроить себя. Но только не в этой маленькой червоточине. Ничем ее не перекрыть. Она будет тлеть во мне вечно. И когда мне будет за сорок, это станет совсем отвратительно… Тлеть она, наверное, перестанет, но начнет гнить.

Офицер полиции Лоуренс Клиффорд, признавая в себе слабости и недостатки, все-таки не считал себя тем, кого нельзя называть. Как служитель закона, окончивший полицейскую академию с отличием, он хорошо разбирался в терминах психических патологий и расстройств. Девочки младше тринадцати лет его никогда не привлекали, а мальчики не привлекали вообще. С абсолютной честностью допубертатные дети его не волновали, тут можно провести строгую черту и не переживать.

Зато его всегда подавленно влекло к девочкам, у которых вот-вот начнется или только что началось половое созревание. Ларс отдавал себе отчет, что на данном этапе развития человечества ничего нормального в этом нет. Напротив, это в большей степени аморально.

Но если все-таки быть честным… в рамках исторической правды, а может, и биологических законов, можно понять (не оправдать, а именно понять), почему особей мужского пола интересуют самки, чей организм только что вступил в период вынашивания потомства. Менструация указывает на достаточный уровень зрелости для спаривания, разве не так устроено природой? И чем менее изношен родами организм, чем более он молод, тем выше шансы на здоровое продолжение рода. Поэтому самцы выбирают помоложе.

Понятно, что люди – не только животные и уже давно не питекантропы. Никаких проблем с демографией нет, чтобы так торопиться, да и состояние психики играет теперь куда более важную роль, чем на заре человечества. Но, может быть, все это можно объяснить ошибками генетической памяти? Теми ее ветками, что случайно остались в людях по воле эволюции. Потому что если нет, то чем еще объяснить это отклонение?

А может, все гораздо прозаичнее, и богатый сексуальный опыт заставляет искать острых ощущений, чего-то новенького, неопробованного. Извращения для тех, кому все приелось.

И при полном осознании, что это ненормально, думать о девочке пугающе приятно. В организме происходят какие-то чудовищные выплески дофамина. Таких не получаешь ни от чего другого.

Время от времени Ларс гадал, была ли у Нины близость, и если да, то с кем. С одной стороны, с ним она ведет себя так свободно и раскованно, что сомнений в положительном ответе не остается. Остается вопрос – кто этот говнюк и как его выследить. С другой стороны, стоит понаблюдать, как она ведет себя вне участка, как они дурачатся вместе с Отто и чем увлекаются, и сомнения неизбежны.

Едва ли Нина носила бюстгальтер. Как натура свободолюбивая она терпеть не могла вещи, сковывающие движения. Когда на ней была одежда, подчеркивающая факт отсутствия лифчика, Клиффорд сглатывал и приказывал себе отвести глаза. Которые, впрочем, всегда автоматически возвращались в исходную точку, где всего лишь тонкий слой ткани отделял плоть девочки от внешнего мира, и невозможно было не думать об этом. Нина ничего не замечала или искусно делала вид, что не замечает. А может, ей просто были безразличны такие вещи, как чьи-то взгляды на свое тело.

Лоуренс не мог прочесть Нину как открытую книгу. Не мог сделать то, что ему с легкостью удавалось над другими людьми. Она либо еще не доросла до «брачных игр» со сверстниками, либо уже переросла активную потребность в этом. Учитывая то, сколько всего она знает об устройстве мира, можно предположить, что флирт и свидания не очень ее интересуют.

Это объяснило бы, почему они с Отто так хорошо понимают друг друга, почему у Нины нет парня, зато есть смелые