От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - Виктор Гаврилов

Вместе с тем, как явствует из опубликованных ныне документов, при решении трансильванской проблемы венгерские правящие круги не исключали и перспективы сотрудничества с СССР, особенно в условиях действия советско-германского пакта о ненападении и советских планов по присоединению Бессарабии к СССР[1205].

13 февраля 1940 года венгерский министр иностранных дел И. Чаки при встрече с советским полпредом Н. И. Шароновым заявил ему: «Мы спокойны за нашу карпатскую границу, никаких разногласий с Советами не имеем вообще и угрожаемыми себя с этой стороны не чувствуем»[1206]. 25 июня 1940 года, накануне вручения Молотовым румынскому посланнику официальной ноты правительства СССР с требованием возвращения Бесарабии, глава советского правительства в ходе беседы с послом Италии сделал заявление: «СССР не имеет никаких претензий в отношении Венгрии. С Венгрией у нас нормальные отношения. СССР считает претензии Венгрии к Румынии имеющими под собой основания»[1207].

Нельзя исключить, что присоединение к СССР Бессарабии и Северной Буковины прозвучали сигналом для активизации Венгрией ее территориальных претензий к Румынии. 3 июля 1940 года правительство Венгрии через своего посланника в Москве Й. Криштоффи обратилось к Советскому Союзу за поддержкой в решении трансильванской проблемы[1208].

4 июля Молотов изложил венгерскому посланнику позицию советского правительства, заявив, что оно «считает свои отношения с Венгрией нормальными» и что «претензии Венгрии к Румынии имеют свои основания». Далее советский нарком отметил, что «…такой же позиции представители СССР будут придерживаться в случае созыва международной конференции, на которой эвентуально будет стоять вопрос о притязаниях Венгрии к Румынии»[1209]. Это говорило о готовности СССР поддержать венгерские претензии и участвовать в решении трансильванского вопроса на международной конференции.

Однако венгерское руководство не было сторонником мирного решения территориального спора с Румынией. Многочисленные факты свидетельствуют, что в этот период в венгерских правительственных кругах нарастали воинственные настроения и в стране шли демонстративные военные приготовления. В начале июля 1940 года И. Чаки в ходе бесед сообщил Н. И. Шаронову, что численность венгерской армии доведена до 1 миллиона и что Венгрия готова начать войну[1210]. После провала целой серии венгеро-румынских переговоров в августе 1940 года Венгрия обратилась за помощью к Москве, добиваясь продажи советских самолетов, а также обязательства советского правительства не выводить войска из приграничной с Румынией зоны с тем, чтобы румынская сторона не могла перебросить свои войска на северо-запад против Венгрии. Однако какого-то определенного ответа от Молотова венгерское руководство не получило[1211].

В Германии угрозу открытого венгеро-румынского конфликта воспринимали серьезно[1212]. К тому же нацистское руководство не могло не беспокоить совпадение интересов в Москве и Будапеште в трансильванском вопросе. Как было отмечено выше, по решению второго Венского арбитража Трансильвания была произвольно разделена на две части[1213]. Новая граница не только не сняла венгеро-румынские противоречия, но породила новые конфликты. Под иноземной властью в разных частях Трансильвании оказались сотни тысяч румын и мадьяр, а проводившаяся обоими государствами дискриминация по национальному признаку приняла огромный размах.

Играя на противоречиях между Румынией и Венгрией, Германия сумела довольно прочно привязать к себе обе страны. Это хорошо понимали в наркомате иностранных дел СССР. Например, в справке 3-го европейского отдела НКИД «Планы восстановления „исторической Венгрии“ в довоенных границах» говорилось: «Фашистская Германия держала и держит по сей день вопрос о ревизии договоров в качестве приманки для Венгрии и в качестве вымогательства в отношении стран, против которых направлены территориальные притязания Венгрии. Не подлежит сомнению, что Германия при территориальном переустройстве преследовала цель обеспечить себя союзниками, дать временную добычу вассалам, но так, чтобы сохранить собственное господствующее положение и иметь будущий предлог для пересмотра границ в своих интересах»[1214].

В обстановке военных побед Третьего рейха в венгерских правящих кругах прогерманские настроения становились доминирующими, хотя и демонстрировалось стремление сохранить нейтралитет Венгрии. Особенно усилились позиции этнических немцев, которые располагали значительным влиянием в венгерских вооруженных силах, включая генеральный штаб[1215].

Командование вермахта способствовало подготовке вооруженных сил Венгрии к войне. Летом 1940 года в страну были поставлены вооружение, транспортные средства, снаряжение. Усиленно пропагандировались традиции германо-венгерского «братства по оружию».

20 ноября 1940 года хортистская Венгрия официально присоединилась к Тройственному пакту. Были также удовлетворены требования Гитлера в области внутренней политики: не препятствовать деятельности фашистской организации «Скрещенные стрелы», из тюрьмы был освобожден ее главарь Ф. Салаши, новые привилегии получило немецкое национальное меньшинство, был подготовлен третий антиеврейский закон и т. д. Вскоре был положительно решен вопрос об участии Венгрии в войне против Югославии.

10 апреля 1941 года соединения и части 3-й венгерской армии включились в боевые операции германских и итальянских войск по захвату Югославии. Участию Венгрии в балканской кампании не помешало самоубийство премьер-министра Венгрии П. Телеки. Венгрия оккупировала часть Воеводины: районы Прекомурье, Междумурье, а также Баранью и Бачку с население 1140 тыс. человек. Этот акт был одобрен венгерским парламентом 16 декабря 1941 года[1216].