Предательство Тристана - Роберт Ладлэм

Адмирал Канарис должен был сознаться перед самим собой, он буквально смаковал то, что собирался сказать. Он обращался непосредственно к Рейнхарду Гейдриху, который все время поднимал вопрос о подлинности сведений, полученных из Москвы.

– Наши источники на Лубянке только что дали подтверждение сведениям, полученным косвенным путем: источник, передавший нам так много ценных документов относительно подготавливаемой Сталиным операции «Гроза», был только что казнен.

– Значит, поступлению информации конец! – воскликнул фельдмаршал Вильгельм Кейтель. – Это беда!

Канарис следил за взглядом холодных, словно у ящерицы или черепахи, глаз Гейдриха. Гейдрих был очень жестоким и опасным человеком, но при этом обладал блестящим умом. И потому не хуже Канариса понимал, что это означает. Но Гейдрих ничего не сказал и не мог сказать. Его кампания, целью которой было свалить Канариса и подмять под себя абвер, только что потерпела крах.

– Это прискорбно, – спокойно проронил Канарис. – События получили самое неудачное развитие. А по-настоящему трагично то, что этой женщине пришлось пожертвовать жизнью ради нашего дела. – Ему вовсе не требовалось обстоятельно объяснять то, что все уже поняли: тот факт, что источник информации казнен, доказал подлинность переданных сведений.

Все же для того, чтобы заявление Канариса дошло до сознания каждого, потребовалась долгая молчаливая пауза. А потом Гитлер поднялся с места.

– Молодая женщина заплатила наивысшую цену, чтобы мы могли узнать правду о предательстве Сталина. Давайте почтим ее память. Следует начать вторжение в Россию, которое мы отныне будем называть операцией «Барбаросса». Да, операция начинается, и отступления не будет. Все присутствующие со мной согласны?

Несколько человек покачали головами, но никто не произнес ни слова.

– Можете мне поверить, – продолжал фюрер, – стоит нам только постучать в двери, как этот прогнивший режим рухнет.

– Слушайте, слушайте! – воззвал Кейтель. К нему присоединилось еще несколько голосов.

Лицо фюрера расплылось в широкой улыбке.

– Наша кампания против России будет не войной, а детской игрой в песочнице.

Поражение нацистов было неизбежным. Официально Берлин еще не сдался, но все знали, что это всего лишь вопрос времени, возможно, месяца или двух. Самолет президента Рузвельта приземлился на аэродроме в Крыму через несколько минут после полудня. Среди множества сопровождающих лиц на борту находился молодой человек по имени Стивен Меткалф, помощник президента.

После гибели Альфреда Коркорана «Регистр» был расформирован. Впрочем, Меткалф уже с того момента, когда стало известно, что Светлана Баранова казнена в застенках НКВД, знал, что должен уйти в отставку. Он понимал, что ему удалось свершить важное дело, но цена, которую за это пришлось заплатить, оказалась слишком высокой. Он привел единственную женщину, которую когда-либо любил, на гибельный путь, и успех был достигнут за счет ее жизни.

Меткалф возвратился в Вашингтон удрученным, раздавленным чувством вины человеком. На несколько месяцев он закрылся в апартаментах отеля «Хей-Адамс», много пил, никуда не выходил, ни с кем не встречался. Он считал свою жизнь конченой.

Но в конце концов вмешались его многочисленные друзья, требовавшие, чтобы он взялся за какое-нибудь дело. Семейный бизнес прекрасно шел и без него, и брат Говард дал понять, что обойдется без помощи Стивена. Меткалфа совершенно не интересовали деньги, но он нуждался в цели.

Однажды, находясь в гостиничном номере, Меткалф получил короткое письмо от человека, являвшегося самым важным членом «Регистра» Корки, – от президента Франклина Делано Рузвельта. ФДР хотел, чтобы Меткалф зашел в Белый дом для небольшой беседы.

На следующий день Рузвельт взял Меткалфа на работу в Белый дом в качестве младшего помощника, и Меткалф снова обрел цель в жизни.

Президентская автоколонна преодолела восемьдесят миль от летного поля в Саках до Ливадийского дворца в приморских горах; здесь когда-то находилась летняя резиденция русских царей. На протяжении всего пятичасового пути по сторонам дороги стояли советские солдаты, каждый из которых брал под козырек, приветствуя американского гостя.

Разрушения, произведенные на советской земле нацистами, – дома, от которых остались одни остовы, изрытая разрывами земля, – были ужасны. До дворца добрались уже под вечер. Немцы вывезли из Ливадийского дворца все, что смогли утащить, вплоть до сантехнической арматуры и дверных ручек, но русские успели восстановить здания как раз вовремя, к началу конференции Большой тройки – встречи Сталина, Черчилля и Рузвельта. Руководители стран-победительниц надеялись преодолеть здесь большую часть имевшихся между ними разногласий и выработать план послевоенного мира.

Лишь на третий вечер Меткалф наконец-то получил возможность свободно прогуляться. Стивен был подавлен ходом событий. Президент серьезно болел и не мог толком сосредоточиться. Он часто вставлял совершенно бессмысленные замечания. Ему осталось жить совсем немного, хотя мало кто об этом знал. Его главный советник Гарри Хопкинс тоже был нездоров. Рузвельт прибыл сюда, имея только две цели: убедить Сталина включиться в завершающее сражение войны – против Японии – и создать международную организацию, которую он предложил назвать Организацией Объединенных Наций. Все остальное бледнело рядом с этими целями. В результате президент со слишком большой готовностью соглашался с требованиями Сталина. Рузвельт отказал в поддержке Черчиллю и не принял аргументы британского лидера. Рузвельт упорно называл Сталина в разговорах со своими помощниками дядюшкой Джо, что свидетельствовало о наивности его восприятия того истинного зла, которое олицетворял Сталин. Меткалф пытался что-то объяснить президенту, но слишком уж незначительным было его положение, и его роль здесь сводилась к ведению записей во время пленарных сессий. Никто не желал его слушать; с каждым днем его настроение делалось все хуже и хуже.

Когда я был шпионом, думал он, мне удавалось, по крайней мере, что-то делать. А здесь я всего лишь бюрократ.

В темноте обрисовалась фигура; человек, сильно хромая, направлялся к нему. Старые инстинкты Меткалфа мгновенно возродились, и он застыл, ощущая прилив адреналина в крови. Впрочем, он тут же расслабился, увидев, что к нему направляется одноногий человек, вернее, человек с деревянной ногой, который не мог представлять опасности.

– Меткалф, – окликнул его одноногий, подойдя поближе.

Меткалф, озадаченный, уставился на огненно-рыжие волосы, гордый, почти высокомерный изгиб губ.

– Лейтенант Кундров!

– Нет, полковник Кундров.

– Мой бог! – Меткалф пожал руку Кундрова. – Вы тоже здесь? Что случилось?

– Сталинград случился. Сталинградская битва. Мне повезло – я потерял только ногу. Большинство моих товарищей расстались с жизнью. Но мы победили. Вторжение в Советский Союз оказалось самым большим просчетом Гитлера.