50 дней до моего самоубийства - Стейс Крамер

Ни единая крошка в рот не лезет, хотя я ничего не ела со вчерашнего дня. В глубине души, когда еще ничего этого не произошло, я надеялась, что дома, во Флориде, меня ждут. Что отец понял, насколько я ему дорога. Но, как оказалось, совсем ничего не изменилось. Меня всюду разыскивали лишь по нужде. Отец поступил так, как должен был поступить любой родитель. Но не потому, что я ему нужна, я его единственная дочь и со мной может произойти что-то страшное, а лишь потому, что так нужно. Все мои надежды превратились в осколки.

– Дэвид, что ты делаешь? Девочка перенесла такой огромный стресс, а ты…

– Ты ее еще и защищаешь?! Я вырастил чудовище, Нэнси. Ты только посмотри на нее, она же копия своей мамаши.

– Какой бы она не была, Дэвид, она твоя дочь! На ее глазах убили человека, ты хоть представляешь, что она перенесла? И еще неизвестно, что эти уроды делали с бедными девочками все это время. Ты должен только радоваться, что она здесь с тобой, что с ней все хорошо.

– Да лучше бы ее и не было здесь. Я устал от нее.

– …устал? Ты устал от собственного ребенка? Это не она чудовище, Дэвид, а ты.

– Нэнси, ты куда?

– Мне нужно прогуляться… Господи, еще недавно я думала о том, что хочу иметь от тебя детей, но посмотрев, как ты обращаешь ся со своей родной дочерью, мне теперь страшно об этом подумать.

Я слышу, как Лоренс хлопает дверью.

Закрываю глаза, слышу свое медленное дыхание. Меня окатывает жаром. «Только не плачь, Глория, только не плачь».

Я подхожу к окну. Снова пытаюсь отвлечь себя. Смотрю на проезжающие машины, проходящих мимо людей. Затем поднимаю голову и смотрю на небо. Серое, тяжелое. Это просто аномалия для солнечной Калифорнии.

– …как же мне тяжело без тебя, Беккс, – говорю я, глядя на мрачное небо, – ты даже не представляешь, – облака расплываются из-за наступающих слез, – господи, ну почему ты та кой жестокий?! Почему ты забираешь жизнь у хороших людей и оставляешь на свете мерзких тварей? Что она тебе сделала, а? – мой голос дрожит и смешивается с ревом. Я становлюсь на подо конник, – забери меня! Забери меня к себе, я прошу тебя! Я не хочу здесь больше оставаться, я не вынесу этого!

Внезапно кто-то хватает меня на руки и оттаскивает от окна. Отец. Во мне рождается еще больше ярости, я начинаю со всей силы, превозмогая боль, бить его ногами и руками.

– Отпусти! Отпусти меня!

Папа кладет меня на кровать и старается изо всех сил успокоить меня, но я ему не поддаюсь.

– Что ты наделал?!!! Я же почти прыгнула, у меня бы все получилось!!! Ненавижу тебя, как же я тебя ненавижу! Не даешь мне жить, так дай мне умереть!

Отец прижимает ладонь к моему рту и держит до тех пор, пока я не перестаю брыкаться. Мне кажется, я выплакала все глаза, они уже зверски болят от моих истерик.

– Поплачь, тебе станет легче, – говорит отец.

– Легче? Мне станет легче, папа, если меня сейчас кто-нибудь пристрелит.

– Послушай, я понимаю твое состояние. Увидеть, как убивают другого человека, хуже собственной смерти. Но не нужно доводить себя до такого. Тем более ты знала эту девочку не так давно.

– Ты что несешь, а? Да какая разница, сколько я ее знаю? День, два, неделю! Она мертва, папа. Она спасла мне жизнь, эта пуля принадлежала мне! Мне! Я никогда себе этого не прощу, мне проще умереть, чем каждый раз закрывать глаза и видеть ее лицо, ее улыбку… Я не могу… я больше так не могу, – говорю сквозь слезы я, – это невыносимо. Она… такая маленькая, хрупкая, жизнерадостная, поплатилась жизнью из-за такой мрази, как я. Это несправедливо!.. Знаешь, ты прав. Я действительно чудовище. Если бы у меня была такая дочь, как я… я бы давно уже от нее избавилась.

Отец долго молчит.

– …Глория, я погорячился. И я хочу, чтобы ты меня простила. Я знаю, это нелегко, но… Эту девочку больше не вернешь. Такова ее судьба, ты должна понять это.

Впервые за шестнадцать лет моей жизни отец выслушал и понял меня. Я сижу перед ним, словно зомбированная, и ничего не могу сказать.

– Ложись и закрой глаза. Тебе нужно прийти в себя. А я пока посижу здесь.

Мои веки вмиг становятся тяжелыми.

* * *

Тихими шагами направляюсь к выходу. Нэнси, слава богу, вернулась, и они спят в обнимку с папой. Несколько минут роюсь в отцовской барсетке и, наконец, нахожу упаковку крепких сигарет с зажигалкой. Стараюсь как можно тише закрыть дверь.

Свобода.

Я иду по темному коридору гостиницы, спускаюсь на первый этаж и выхожу за пределы здания. Около гостиницы расположены несколько лавочек, я сажусь на одну из них. Закуриваю сигарету и с жадностью делаю каждую затяжку. Тишина. Я не знаю, сколько сейчас времени, но город кажется совсем пустым. Лишь изредка проезжают машины.

Закрываю глаза. Последняя ночь в Калифорнии. И где-то там, в десятках километрах от меня, спят Стив, Джей и Алекс. Внутри все сжимается, когда я вспоминаю о них. Как бы то ни было, мне с ними было хорошо, и я не жалею, что познакомилась с ними. На мгновение представляю, что бы было, если мы не поехали на встречу к Дезмонду. Мы бы остались в нашем теплом убежище. Я и Ребекка готовим на кухне ужин для ребят. Джей смеется над нашей с Беккс неуклюжестью, Стив подходит ко мне сзади и медленно обнимает, целуя мою шею, а Алекс сидит на диване и как наш «вожак» наблюдает за всем происходящим.

Открываю глаза. Возвращаюсь в реальность. Я уеду завтра домой и еще неизвестно, что меня там ожидает. Парней ждет «хороший» срок, а Ребекка… осталась лишь в моих самых светлых воспоминаниях.

– Ты когда-нибудь перестанешь сбегать?

Я оборачиваюсь и вижу рядом со мной отца, который уставился на сигарету в моей руке.

– Прости… да, пап, я курю. Отшлепаешь меня за это? Он молча берет сигарету из моих рук и кидает ее в урну.

– Пойдем спать. Завтра будет тяжелый день.

Люди бегут толпами, волоча за собой огромные чемоданы. Слова диктора аэропорта кажутся мне неразборчивыми и доносятся до меня лишь громким эхом. Я иду «на автопилоте». Просто дала сама себе команду: «Так надо. Делай все, что они говорят». Передо мной идут двое вооруженных сопровождающих в форме, позади меня плетутся Нэнси и отец. Проходящие мимо меня люди, несмотря на суету и бешеную беготню в аэропорту, успевают озарить меня недоумевающим взглядом, полным любопытства или осуждения.

Но мне все равно. Я лишь подчиняюсь ситуации. Иду молча, как можно реже смотрю по сторонам, не привлекая к себе внимания. Несмотря на мое внешнее фальшивое спокойствие, внутри меня все бушует. Я представляю, как вырываюсь из своих невидимых «кандалов» и бегу, настолько быстро, насколько мне предоставляют это мои силы. Я бегу, в надежде, что я все еще смогу увидеться с ребятами. Бегу и смеюсь, мимолетом глядя в лица ничего не соображающих прохожих. Бегу и уже предвкушаю свою свободу.