Вьетнамский кошмар - Брэд Брекк

— И вы вот так её отпустите? — спросил я у адвоката. — Она же чокнутая! Вы же знаете, сколько раз за последний год она порывалась прирезать меня!

— Брэд, — ответил адвокат, — в таких делах муж всегда бессердечное животное, а жена — милое юное создание. И не имеет значение, правда это или нет, — так на это смотрит суд. Заявись ты хоть завёрнутым в американский флаг с почётной медалью Конгресса на шее, всё равно на плаху положат твои яйца. Если и удастся добиться справедливого решения, никому из вас это радости не принесёт. Так и знай…

Более семи месяцев развод висел над моей головой как смертный приговор. В сентябре 1970-го родился наш второй сын — Брэдфорд Эрик. Мэрилу отозвала своё заявление, и мы ещё раз решили попробовать спасти наш брак.

Я крепился. Я был намерен сохранить семью. Я подумал, что перемена мест будет весьма кстати, поэтому в декабре купил новый дом, и мы переехали ещё дальше в пригороды, в Кристал-Лейк. Но через полгода отношения снова испортились, и я опять ушёл.

В октябре 1971-го я получил целый букет премий за очерки, репортажи и другие публикации. А Мэрилу во второй раз подала на развод. Невероятно. За четыре месяца я был с нею только раз. Она позвонила сообщить, что одна из собак утонула в пруду и нет денег вывезти её. Что газонокосилка сломалась. Что двор нужно прибрать. Поэтому в субботу я отправился к ней и задержался на ночь. Ничего более. Повесил штаны на спинку кровати и…

Она упрекнула меня за противозачаточные таблетки. Я не придал этому значения. Я никак не предполагал, что она собирается снова затевать дорогущие разводы. Она просто использовала суды в своих интересах: давить на меня в финансовом плане и заставить делать то, что ей нужно. Так же она использовала и свои беременности. Для получения превосходства. Власти.

Она считала, что нежелательные беременности удержат нас вместе. Что из-за них она сможет не работать, что они помогут ей с деньгами. Но вышло не так, как она себе намечала.

Помимо того что наш брак прочно сидел на мели, у меня появились серьёзные трудности с деньгами. Моя еженедельная зарплата была разбита судьёй напополам, и, тем не менее, наряду с алиментами, не говоря уже о плате за адвоката, от меня ожидали осуществления всех обычных платежей.

В Чикаго есть старая поговорка: «Пни его ещё разок — у него нет ни гроша». Таков был лозунг судов и кредиторов. Я подтверждал его своими шишками.

Как-то утром на каретку моей пишущей машинки положили маленькую розовую бумажку. Оператор с коммутатора принёс её до того, как я появился на работе. В ней каракули…

«Срочно позвони по этому телефону». Название магазина и номер.

Я скомкал бумажку и выбросил. У меня не было желания звонить Шейлокам, по крайней мере, в тот день.

За день до этого я объяснялся с мужиком по фамилии Крафт: толковал ему, почему в этот месяц не могу заплатить со своего счёта.

— Я не лентяй, — говорил я ему, — просто жизнь припёрла меня к стенке. Не нравится, можешь подавать в суд.

А Крафт, директор по кредитам, сказал: «Или ты платишь в течение 24 часов, или…»

— Ну тогда судись со мной, твою так! Но если подашь в суд, я тебе обещаю: ни хрена ты не получишь, ни цента! — и я швырнул трубку на рычаг.

Теперь на моём столе было семь таких бумажек. Все из одного и того же универмага, все наколоты на штырь, как какая-нибудь коллекция поздравительных открыток.

Каждый, кто проходил мимо моего стола, был в курсе моих затруднений. Каждый знал, что я по уши погряз в многочисленных долгах.

Так жить было нельзя. То ли женатый, то ли разведённый, с урезанной более чем наполовину зарплатой, я балансировал на краю личного банкротства, и хотя продолжал ходить на работу, с каждым днём земля всё больше уходила из-под ног.

Залоговая компания грозила отобрать дом. В дополнение ко всему я задолжал «Первому национальному банку» Баррингтона за кредиты на два автомобиля, нескольким большим магазинам и куче частных агенств за просроченные платежи.

Теперь они роем накинулись на меня, доставали как осы на работе и дома, чтобы я заплатил им сполна и немедля, кровь из носу. Один даже пообещал за 90 долларов 18 центов испортить мне жизнь …

Или то, что от неё осталось.

Как это меня угораздило в такое дерьмо за такой короткий срок?

Я позвонил Мэрилу и сказал, что денег не хватает ни на что.

— Мы не можем позволить себе развод. Тебе надо либо отозвать заявление, либо сделать аборт. Сразу на два дела денег не хватит. Господи, Мэрилу, если ты попробуешь получить всё, то не получишь ничего. Я и так почти на нуле!

— Это твои проблемы, — был её ответ. — И развод тоже твоя вина.

— Моя?

— Твоя…

— Как это тебе пришло в голову? Танго танцуют оба партнёра, или не так?

— Нечего на меня валить, это ты ушёл от нас, это твоя вина.

— Чёрт побери, Мэрилу! Не будь дурой…

— Ты сам вляпался в это, запомни!

Я почувствовал, что меня загнали в угол, что я пленник своего образа жизни. Навалилась усталость. Я устал от работы. Устал от ответственности. Устал делать то, что мне указывали. Устал от жены. Устал от пригородов. Устал от ссор. Устал изображать из себя чемпиона. Жизнь очертила вокруг меня круг — круг, за который, похоже, я не мог прорваться…

Четыре года брака с женщиной, три из которых я не могу до неё достучаться. Однако у нас трое прекрасных детишек, не поспоришь. И хороший дом. И у меня хорошая работа. Грех жаловаться. И всё равно я не чувствовал признательности.

Меня утомила работа: начало года, конец года. Одни и те же попытки свести концы с концами. Займы. Выплаты за машины. Счета врачей, дантистов и так далее. Я надеялся, что когда-нибудь полегчает — ничего подобного. Стало только хуже. Чем больше я зарабатывал, тем больше мы тратили. И всё время война со временем и кредиторами.

И ради чего?

Я работал не покладая рук, но был чужим в собственном доме. Из-за работы и АА я почти не видел семьи. В выходные дни дети с интересом разглядывали меня, словно спрашивая: «Кто ты такой?»

Даже собаки сомневались, к месту ли я в доме.

В нашем доме беременность была заразна, как чёрная чума. Как-то раз у меня в доме жена, две суки, кошка и крольчиха — все были беременные одновременно. Столько ртов — знай хлеба подавай. Постепенно меня стала одолевать роль повивальной бабки. Я начал уставать от неожиданных беременностей, которые Мэрилу вываливала на меня, как снег на голову, с шутками и прибаутками…

— Мы ещё сделаем из тебя семейного человека.

По выходным я грызся по мелочам с Мэрилу и думал, зачем я вообще припёрся домой. Она очень любила возиться с детьми, и в её планах на выходные места для меня почти не оставалось. На мои возмущённые вопросы она отвечала, что не знала, появлюсь ли я дома, а если появлюсь, то в каком настроении.