Битва за Фолкленды - Саймон Дженкинс

Джон Булль на заседании в паническом кошмаре,

Орет войскам: вам драться всюду на Земном на шаре.

Палата Крикунов до хрипоты пускается на споры

От них ты не дождешься дела вскоре.

Когда стихают все же эти разговоры,

Вопрос встает об армии — там снова неготовы.

Тогда в поход отправит Булль свой чахлый флот,

Мошной тряхнет он и на сем закроет рот.

Журнал «Панч», 1871 г.

С самого дня высадки 3-й бригады коммандос в Сан-Карлосе британцы планировали развернуть быструю кампанию на суше. Они рассчитывали достигнуть победы к середине июня. Все ухудшавшаяся зимняя погода, сложности с поддержанием кораблей в постоянной боеготовности на огневом рубеже, политический и дипломатический натиск, извечные трудности с обеспечением исправной работы службы тыла — все это в совокупности давило на сухопутные силы изрядным грузом. Как выразился Хью Пайк: «Существовала реальная опасность, что мы [с аргентинцами] будем месяцами глазеть друг на друга около Порт-Стэнли». Очень легко по окончании войны рассуждать насчет того, будто крушение обороны противника было чем-то предрешенным. Однако в начале июня, если смотреть в направлении Стэнли с гор Кент, Челенджер и Эстансия, стоявшая перед двумя британскими бригадами задача казалась очень и очень непростой. Тридцать три неприятельских формирования по несколько рот в каждом составляли, по имевшимся данным, гарнизон общей численностью 8400 чел. Эти силы, всецело обеспеченные поддержкой артиллерии и не испытывающие недостатка в боеприпасах, окопались на готовившихся на протяжении шести недель позициях на высотах. Захват британцами горы Кент не позволял противнику задействовать ее для противодействия продвижению морской пехоты с этой господствующей точки, однако ничего не менял в смысле необходимости штурмовать обороняемую линию на подступах к Стэнли: горы Харриет и Лонгдон, Ту Систерз[476], Тамблдаун[477], Сэппер-Хилл[478]. Каждый узел обороны прикрывали минные поля, защищала пехота с безоткатными орудиями и станковыми пулеметами, пользовавшаяся поддержкой тридцати 105-мм и четырех 155-мм орудий[479].

До сих пор события кампании постоянно демонстрировали непонимание аргентинским командованием принципов стратегии: военно-воздушные силы не развернули действительно эффективной операции против целей на суше, чего очень боялись британцы. Армия не позаботилась о защите многих ключевых пунктов на местности, чтобы пресечь продвижение британцев, не наносила беспокоящие удары и не разворачивала контратаки на позиции, занимаемые морскими пехотинцами и парашютистами. Возможно, генерал Менендес не верил в способность насильно согнанных на службу призывников справиться с подобными задачами. Судя по всему, суть пассивного подхода к ведению кампании со стороны аргентинцев следовало понимать так: очутившись перед лицом мощного военного ответа на свои действия со стороны британцев, на что в Буэнос-Айресе совершенно не рассчитывали, аргентинское руководство делало ставку на оборону — собиралось удерживать позиции, а тем временем добиваться дипломатического, а не военного разрешения ситуации. У Менендеса и его вышестоящего начальства сложилось впечатление, будто ему удалось превратить Порт-Стэнли в практически совершенно неприступную крепость. Мирет в Нью-Йорке убеждал Сорсано в способности войск продержать британцев на подступах к столице на протяжении месяцев. Между тем аргентинский флот выйдет в море, дабы наносить удары по каналам снабжения британских войск. Всего за два дня до старта битвы за Порт-Стэнли Лами Досо в телефонном разговоре с Эндерсом в Вашингтоне уверял последнего, будто потери британцев в кораблях огромны, а потому тотальный штурм невозможен. Генерал ВВС уверил американского собеседника, что Менендес не сдаст позиций по крайней мере два месяца, и Аргентина выиграет войну. Мнение Эндерса в отношении подобного заявления выражалось короткой фразой: «Тот, кто думает так, может воображать все что угодно».

Между тем в Гуз-Грине противник доказал — его солдат не упрекнуть по меньшей мере в одном, в способности упорно защищать заранее подготовленные позиции. Учитывая знание ими местности, наличие большого количества приборов ночного видения, хорошего оружия и множества боеприпасов, все говорило за то, что аргентинцев будет непросто выбить с занимаемого рубежа. «Мы действительно не знаем, как они собираются драться, — писал домой один офицер 3-го батальона парашютистов 9 июня. — Мы бы предпочли, чтобы они прочитали слова пророчества на стене и сочли благоразумие лучшей добродетелью, чем отвагу. Но я велел моим парням не рассчитывать на то, что «арджи» будут драпать везде и всегда»[480].