Галактический Консул - Евгений Филенко

— Доктор Биссонет, — нежно протянул Хаим. — И вы здесь. Не мираж ли это? Позвольте мне вас потрогать.

— Еще чего! — фыркнул Биссонет. — Сначала вымойте лапы. И снимите эту дурную шерсть с физиономии. В ней вы похожи на Маркса, а я с детства испытывал идиосинкразию к социал-утопистам.

— Посмотрю я на вас через неделю, — сказал Хаим. — Когда привыкнете причесываться собственной пятерней и умываться собственным потом.

— Надеюсь, питаетесь вы здесь не собственными выделениями? — уточнил Биссонет.

— Не собственными, — уверил его Элул. — Отнюдь нет. Это я вам гарантирую.

— И я не намерен торчать здесь еще неделю!

— Что же вы намерены предпринять?

— Хаим, — вмешался Дилайт. — Эти двое вступили в контакт с Видящими Внутрь.

— Позвольте, — опешил тот. — Что значит — вступили в контакт?! Как они с ними изъяснялись — на языке мимики и жестов? Или чертили-таки пифагорово исподнее на песочке?

— Дело в том, — сказал командор миссии, коротко и прямо взглянув на Кратова, — что Константин знает сакральный язык Аафемт. Он ведь у нас любопытный.

— Любопытство, конечно, не порок, — озадаченно произнес Элул. — И я хотел бы услышать подробности.

— Звездоход! — взревывал Джед, охлопывая Кратова широкими светлыми ладонями. — Знал бы ты, как я рад тебя видеть, как я устал тут без тебя!..

Кратов, продолжая улыбаться, машинально кивнул. Он напряженно пытался понять, откуда Дилайту стало известно про его языковые познания. И все отчетливее сознавал, что неоткуда.

— О черт! — вырвалось у него.

— Ты что, звездоход? — удивился негр. — Я тебя помял?

— Да нет, Джед, все прекрасно…

Биссонет уже рассказывал. Упиваясь всеобщим вниманием, неспешно и с живописными подробностями. Старательно опуская всякие упоминания о многочисленных своих сшибках с Кратовым. В его изложении оба они выглядели этакими неразлучными Диоскурами, движимыми единственной целью постигнуть истину до ее пределов. Впрочем, когда речь заходила о конкретных фактах, он преображался и становился протокольно точен. Иногда Биссонет обращал взор на Кратова, словно требуя подтверждения своих слов. И тот немедля подтверждал — утвердительным междометием либо просто кивком.

Мысли его заняты были совсем иным.

Дилайт, сосредоточенно меряя пещеру шагами из угла в угол, как бы невзначай задержался возле Кратова. Положил руку ему на плечо и легонько сжал. Будто пообещал что-то.

Алмазный Жезл, верховный иерарх касты Осязающих Мрак, по сути дела духовный владыка всех Аафемт, восседал в затемненной нише, что была высечена прямо в скале. Он был с головы до ног закутан в пышные шкуры, перехваченные тонкими металлическими лентами. Во вздыбленной над высоким залысым лбом гриве, припудренной серебром, сияли самоцветные камни. На дряблых щеках лежали густые мазки охры. Впалые глаза были прикрыты, но когда устало смеженные, подкрашенные синим веки приподнимались, то казалось, что и в орбиты тоже были вделаны огромные черные ониксы. В руках иерарх твердо сжимал символы верховной власти — два посоха из черного дерева, инкрустированного алмазами. Во всем его облике ощущалась дремлющая до поры огромная, колдовская сила. Только при помощи такой силы и можно было править этим сумасшедшим миром.

— Смотрите во все глаза, — шепнул Дилайт, обращаясь к Биссонету и Кратову. — Когда еще вам доведется побывать при дворе живого фараона!

На полукруглых ступенях, концентрически расходившихся от ниши, вразброс стояли жрецы рангом поплоше, в шкурах различной поношенности. И лент у них было поменьше, и самоцветов в волосах небогато, и у каждого один посох без особых украшений. Лица и обнаженные по локоть костлявые руки были пестро и неряшливо расписаны, глаза выпучены до остекленения, тонкие бескровные губы спесиво сжаты.

Еще ступенью ниже располагался ряд Серебряных Змей, наглухо укутанных в свои мимикрирующие плащи. Над сомкнутыми опущенными кулаками трепетали сонные язычки подземного мертвого пламени.

— Могильники, дольмены, — пробормотал Биссонет. — Стоило ли ломать копья из-за ерунды, когда здесь такой дворец… Где же раньше были ваши глаза, господа ксенологи?

— В прошлый раз Алмазный Жезл беседовал с нами на священной поляне, на пороге убогой соломенной хижины, — промолвил Дилайт, не поворачивая головы.

— А следующую миссию он примет в коктейль-баре на крыше небоскреба! ядовито сказал Биссонет.

Неслышно возникший рядом Аафемт в жреческом облачении нечленораздельно каркнул.

— Чужие могут сесть, — перевел Хаим.

Кратов оглянулся. Ничего похожего на кресла для почетных гостей не обнаруживалось. Рассеяв его недоумение, Джед первым умостился прямо на полу, подогнув по-турецки ноги. Его примеру последовали остальные.

И только Дилайт продолжал стоять.

— Чужой Старший желает говорить? — негромко осведомился жрец.

— Хрустальный Туман видит, — надменно ответил командор.

В тронном зале установилось тягостное молчание. Слышно было, как в удаленном закутке со звоном капало… И когда пауза сделалась совершенно невыносимой, Алмазный Жезл внезапно отверз уста. Кратов не удержался и вздрогнул, когда в тишину упали первые скрежещущие звуки его голоса.

— Откройте глаза, — переводил Элул. — Ибо они закрыты для Истиносвета. То, что в них отражается, есть ложь. Миражи обмана одолевают рассудок. Тьма поселяется в душе, отягощая собой серебряное имаго. Обманутый не возродится. Говорящий лживо не возродится вдвойне. Пришедший из тьмы не возродится никогда. Откройте глаза своего имаго. Ибо глаза бренной плоти слепы от рождения. Только Очищение дает жизнь. Тело колыбель, имаго — младенец. Не питайте младенца темным ядом. Отравленный не возродится. Этой ночью я открыл глаза и увидел Истиносвет. Все, что есть, не будет. Все, чего нет, возникнет. Гнусная тьма будет развеяна, и воцарится чистое благо. Родится много младенцев. Родится наш мир. Он устал от тьмы. Разум отягощен ложью. Он просит облегчения. Это будет. Одно превращение — ничто. Много превращений — все. Так замыкается круг, так размыкается обруч.

— Похоже на бред, — сказал Кратов. — Со зловещим смыслом.

— Знакомая песня, — проворчал Биссонет. — Правда, на другие стихи… Они устали от памяти и хотят зачеркнуть прошлое. Наступает сезон пожаров.

— У меня от этих прорицаний скоро разовьется черная меланхолия, сказал Хаим. — Знаете, что такое «синапофименон»? В ту пору, когда Марк Антоний строил амуры с Клеопатрой, египтяне скуки ради учредили академию с этим названием. Члены ее только тем и заняты были, что измышлением новых, особенно приятных способов самоубийства. А потом испытывали их на себе.

— Так то на себе, — заметил Джед. — Это хотя бы справедливо. Зачем же остальных впутывать?

— Поверь мне, в этом мире остальные будут только счастливы…