Собрание сочинений в 6 томах. Том 5 - Грэм Грин

менее Кэсл вышел вслед за ним под холодный моросящий дождь. Он заметил ярдах в пятидесяти от своего дома, напротив полицейского участка, хвостовые огни стоящей машины.

— Это там ваша машина?

— Нет. Моя стоит выше по улице. Мне пришлось пройти немного пешком, так как из-за дождя я не мог разглядеть номера домов.

— В таком случае до свидания.

— До свидания. Надеюсь, все утрясется — я хочу сказать, у вас с женой.

Кэсл постоял под холодным, медленно падавшим дождем и помахал Дэйнтри, когда тот проезжал мимо. Он заметил, что машина Дэйнтри, не останавливаясь у полицейского участка, свернула направо и выехала на Лондонское шоссе. Дэйнтри, конечно, всегда может остановиться у «Королевского герба» или «Лебедя» и позвонить оттуда по телефону, но Кэсл сомневался, все ли ему ясно для отчета. Они наверняка захотят сначала прослушать пленку с записью их беседы, — а Кэсл теперь уже не сомневался, что у Дэйнтри в часы вмонтирован микрофон, — и лишь тогда примут решение. Железнодорожная станция наверняка уже поставлена под наблюдение, а в аэропортах предупрежден паспортный контроль. Одно со всею очевидностью вытекает из визита Дэйнтри. Младший Холлидей, должно быть, начал говорить, иначе они никогда не прислали бы к нему Дэйнтри.

Прежде чем войти в дом, Кэсл посмотрел вдоль улицы — вверх и вниз. Наружного наблюдения заметно не было, но огни машины напротив полицейского участка продолжали светиться сквозь пелену дождя. На полицейскую машину она не была похожа. Полиция — даже ребята из спецслужбы, как он полагал, — вынуждена довольствоваться английскими машинами, а эта… он, конечно, не мог сказать наверняка, но похоже, это была «тойота». Он вспомнил, что на дороге в Эшридж тоже стояла тогда «тойота». И попытался определить цвет машины, но мешал дождь. Под моросью красное не отличишь от черного, а тут еще пошла крупа. Кэсл вернулся в дом и впервые за это время впустил в свое сердце надежду.

Он отнес стаканы на кухню и тщательно их вымыл. Словно хотел стереть отпечатки отчаяния. Затем поставил два новых стакана в гостиной и впервые позволил надежде пустить ростки. Это было нежное растение, и за ним надо было как следует ухаживать, но ведь та машина, сказал себе Кэсл, безусловно, «тойота». Он не разрешал себе думать о том, сколько «тойот» в округе, а терпеливо ждал, когда зазвонит звонок. Интересно, кто явится и будет стоять вместо Дэйнтри на пороге. Не Борис — в этом Кэсл был уверен — и не младший Холлидей, которого только что отпустили под залог на поруки и к которому, скорее всего, теперь уже напрочь привязалась спецслужба.

Кэсл вернулся на кухню и дал Буллеру тарелку с печеньем — возможно, пройдет немало времени, прежде чем собака снова поест. Часы на кухне шумно тикали, отчего казалось, что время идет медленнее обычного. Если в той «тойоте» действительно сидит друг, что-то слишком долго он не появляется.

4

Полковник Дэйнтри въехал во двор «Королевского герба». Во дворе, кроме него, была еще только одна машина, и он какое-то время посидел за рулем, не зная, звонить ли ему, и если да, то что сказать. Во время обеда в клубе «Реформа» с шефом и доктором Персивалом он весь внутренне кипел от возмущения. Минутами ему хотелось отодвинуть тарелку с форелью и заявить: «Я подаю в отставку. Не желаю я больше иметь ничего общего с вашей чертовой Фирмой». До смерти он устал от всей этой секретности и ошибок, которые надо было покрывать, никогда в них не признаваясь. Из уборной во дворе вышел мужчина, что-то немелодично насвистывая и застегивая под покровом темноты ширинку, и прошагал в бар. Дэйнтри подумал: «Они убили своей секретностью мой брак». В войну все было просто, — куда проще, чем в ту, где пришлось побывать его отцу. Кайзер ведь не был Гитлером, а вот сейчас, во времена «холодной войны», как и в ту войну против кайзера, возникали вопросы — что правильно, а что — нет. И не было сейчас ничего, что могло бы оправдать убийство по ошибке. Мыслью Дэйнтри снова перенесся в мрачный дом своего детства — вот он пересекает холл, входит в комнату, где — рука в руке — сидят отец с матерью. «Богу виднее», — сказал бы отец, вспоминая бой за Ютландию и адмирала Джеллико {138}. А мать сказала бы: «Дорогой мой, в твоем возрасте трудно найти другую работу». Дэйнтри выключил фары и под крупным, медленно падавшим дождем прошел в бар. Он думал: «У жены моей достаточно денег, дочь замужем, я вполне мог бы прожить и на пенсию».

В этот холодный сырой вечер в баре сидел всего один человек — перед ним стояла пинта горького пива. Он сказал: «Добрый вечер, сэр», точно они с Дэйнтри были хорошо знакомы.

— Добрый вечер. Двойное виски, — заказал Дэйнтри.

— Если о нем можно так сказать, — заметил мужчина; бармен же, повернувшись к ним спиной, уже подставил стакан под бутылку с «Джонни Уокером».

— О чем именно?

— Да о вечере, сэр. Хотя такой погоды в ноябре, я думаю, и надо ждать.

— Можно воспользоваться вашим телефоном? — спросил Дэйнтри у бармена.

Бармен пихнул стакан через стойку, как бы отторгая его от себя. И кивнул в направлении телефонной будки. Он был явно из немногословных — слушать посетителей был готов, сам же общался с ними лишь в крайней необходимости до той поры, пока с несомненным удовольствием не произнесет: «Время закрывать, джентльмены».

Дэйнтри набрал номер доктора Персивала и, слушая частые гудки, мысленно прикидывал, что он ему скажет: «Я видел Кэсла… Он дома один… Поссорился с женой… Больше сообщить нечего…» И хлопнет трубкой, как хлопнул ею сейчас, а затем вернулся к своему виски и к человеку, которому непременно хотелось поговорить.

— Угу, — мычал бармен. — угу. — А один раз сказал: — Верно.

Посетитель обратился к Дэйнтри, включая и его в разговор.

— Да они нынче простой арифметике не учат. Я спросил племянника — ему девять лет, — сколько будет четырежды семь; думаете, он смог мне ответить?

А Дэйнтри пил виски и, поглядывая на телефонную будку, все еще пытался решить, в какие слова облечь свое сообщение.

— Я вижу, вы согласны со мной, — заметил мужчина, обращаясь к Дэйнтри. — А вы? — спросил он бармена. — Да вы же мигом разоритесь, если не сможете сказать, сколько будет четырежды семь, верно?

Бармен вытер со стойки пролившееся пиво и сказал:

— Угу.

— А вот вы, сэр, легко могу догадаться, что у вас за профессия. И не спрашивайте, каким образом.