1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский

1906–1908 гг.

Учился я в «Либавском городском 2-классном элементарном училище» (срок обучения 4 года). Однако училище не окончил, так как будучи участником одного из ученических кружков за участие в первомайской демонстрации я из училища под каким-то благовидным предлогом был исключен, проучившись только 3 года.

В это же время в домике, который находился на арендованной матерью земле, организовалась конспиративка Либавской организации РСДРПб, которое первое время служила убежищем для преследуемых товарищей в годы реакции, впоследствии стала также складом оружия Либавской организации и местом, где печатались и размножались листовки, обсуждались планы побега за границу, постоянные эксы и т. д.

В моей памяти остались следующие товарищи, скрывавшиеся на этой конспиративке: СКРИВЕР, кличка АКМЕНС, ШЕФЛЕР Яков (эмигрировал), МАЗАИС, ЖВИГУЛ — клички, БРЕНЦ — кличка, — убили при аресте на улице и ряд других. Делами Либавской организации, сколько мне было известно, в то же время руководил Блице ЭКШТЕЙН.

Таким образом, я уже со школьной скамьи имел возможность знакомиться с революционным движением в годы реакции в Прибалтике и принимать посильное участие в «технике» (распространение и размножение листовок, переноска и хранение оружие, патрон и проч.).

1909–1911 гг.

Исключенный из училища, я поступил работать учеником в медно-жестяную мастерскую, чтобы научиться ремеслу; жил насредства, зарабатываемые старшим братом, т. к. жалованья в первый год обучения я получал 5 руб. в месяц. Так я проработал с 9- го по 11-й год, с небольшим перерывом в последнем, по следующей причине: конспиративка, очевидно, провалилась, людей стало бывать при ней мало, разбежались. Осенью 11-го года старший брат, я и младшая сестра были арестованы, старшей сестры не было дома, — из посторонних никого на конспиративке не было, оружия не нашли.

Меня и младшую сестру через 2 недели освободили, а брат остался в тюрьме. К тому же он к этому времени входил в группу анархо-коммунистов. В 13-м и 14-м году его осудили на бессрочное поселение в Сибирь.

1912–1913 гг.

После освобождения, я некоторое время продолжал обучаться ремеслу. После выяснения, что брата не освободят, поэтому семье стало нечем жить, мне пришлось бросить обучаться ремеслу и искать заработок, могущий поддержать семью.

В 1912 г. я поступил палубным юнгой, а впоследствии кочегаром на океанский пароход «Курск» на линии Л ибава — Нью-Йорк. На пароходе я проплавал около 1/2 и благодаря связям с Либавской организацией РСДРП(б) выполнял незначительные поручения. За время пребывания на пароходе я побывал в Америке, Англии, Канаде, Дании, Голландии. В начале 1913 г. я с парохода уволился и продолжил обучаться ремеслу: мастерская сократила сроки обучения и несколько увеличила жалованье.

В это время продолжался разгром Либавской организации жандармерией, и вести какую-либо более или менее активную революционную работу было очень трудно. Следовали провалы и аресты один за другим, организации надо было перестроиться и собрать уцелевших людей.

Осенью 1913 г. я снова был арестован, одновременно в разных местах, с группой товарищей (КЕРЛЕ, ЦИММЕРМАН, ВАНАГ и др.), заключен в Либавскую тюрьму, затем переведен в Митавскую, содержался в одиночке.

1914–1916 гг.

4 января 1914 г. было обьявлено постановление, что я высылаюсь в административном порядке на 3 года в северные уезды Олонецкой губернии.

На место ссылки в дер. Ругозеро я прибыл в мае 14-го года, тогда еще не было Мурманской ж.д. и этап двигался очень медленно. Ссылку я отбывал в «Рунозере», позднее переведен южнее, в Шуньгу, на Онежское озеро. При мобилизации ссыльных на империалистическую войну Повенецкий воинский начальник мне объявил, что я недостоин служить в рядах русской армии, и меня отправили обратно в Шуньгу отбывать свой срок.

Находясь в ссылке я работал у местных крестьян, на лесных работах и впоследствии на строительстве Мурманской ж.д. Вести революционную работу среди местных жителей никакой трудности не представляло. Этот край в течение долгого времени наводнялся политической ссылкой и население было основательно обработано, это положение дополняла еще и империалистическая война.

1917 г.

Ссылку я кончил 4 января 1917 г. и все же подлежал мобилизации. Во второй половине января я прибыл в Петроград, связался с Петроградской организацией и от мобилизации уклонился. Принимал участие в Февральской революции, главным образом в уличных боях. Во время Керенского я работал в кустарных мастерских в Ленинграде по своей профессии до Июльских дней. После июльских дней я должен был скрыться и все время до октябрьской революции проводил в рядах Сводного отряда Красной Гвардии Василеостровского района, в качестве красногвардейца. В Октябрьскую революцию снова принимал участие в уличных боях и под Пулковом.

1918–1933 гг.

При организации ВЧК-«Центр Объединенных Латвийских групп РСДРП (б) Северного района» — послал меня на работу в ВЧК. Первое время я работал разведчиком, был комендантом ВЧК, нач. ОО Каспийско-Кавказского фронта. Выполнял специальные поручения ВЧК на разных фронтах и по ликвидации восстаний в тылу (Астрахань, Рязань, Саратов). В Казань даже был послан ВЧК в штаб белых в качестве руководящего лица белогвардейской организации («Союз спасения Родины»), где во время совещания штаб был мною арестован.

В 20-м году после вторичного освобождения Украины от белых я был командирован членом Коллегии Одесской ГЧК.

21-й и 22-й гг. — был председателем Подольской ГЧК.

23, 24, и 25-й гг. — нач. Одесского ГО ГПУ. С 26-го по 32-й гг. был Полномоченным Представителем ОГПУ по Сибири, после раздела — Зап. Сибири.

С1932 г. работаю Полномоченным Представителем ОГПУ БССР. Партийный стаж у меня считается с 1913 г., т. е. с последнего ареста и ссылки.

«_» января 1934 г. ЗАКОВСКИЙ

п/б № 0 537 002.

Отдел регистрации и архивных фондов Управления ФСБ по Омской области, архивное личное дело № 8643 на Заковского Л.М. лл. 6–7.

Письмо А.Х. Артузова наркому внутренних дел СССР Н.И. Ежову

март 1937 г.

Дорогой Николай Иванович!

Вчера мне не удалось получить второй раз слово, чтобы ответить тов. Слуцкому. Сейчас только мне стало ясно, как он, этот самый ловкий и самый умный из вчерашних генералов т. Ягоды и самый первый, кто прямо намекнул на политическую нечестность своего вчерашнего бога, — тонко подал мои ошибки.

Вот уже три месяца я очень больно переживаю провал нашей польской работы, ночами думаю о его причинах и корнях, стыжусь, что в разведке дал себя обмануть полякам, которых бил, работая в контрразведке, глубоко понял, что должен быть недоволен мною и возмущен тов. СТАЛИН, который послал меня в Раз- ведупр — исправлять работу. Особенно тяжело сознание, что я его подвел перед военными, ведь он надеялся, что я буду сталинским глазом в Р.У.