Школа обольщения - Джудит Крэнц

Спайдер слышал, как она спускается по пожарной лестнице, не дожидаясь лифта. Целый час он сидел на месте, поглаживая ладонями бычью кожу двухместного стола, словно это движение могло его согреть.

* * *

Документальный фильм, который Мэгги сняла о Вито, «День из жизни продюсера», так и не был показан по телевидению. Несколько месяцев его оттесняли другие, более дискуссионные темы, и постепенно, дожидаясь подходящего момента для показа, картина совсем зачахла в запасниках. Мэгги почти забыла о ней, особенно теперь, когда с приближением «Оскара» ее закидали предложениями многочисленные студии, боровшиеся за ее внимание.

Через неделю после объявления претендентов в принадлежащем Академии сказочно роскошном «Сэмюэл Голдвин Театре» на бульваре Уилшир к востоку от Беверли-Хиллз начались показы аттестованных фильмов. До голосования оставалось всего три недели, и Вито понимал, что, если он собирается предпринять последний рывок, это надо делать как можно скорее. Если передача Мэгги и могла принести пользу, то именно сейчас. Вито позвонил ей на работу.

— Мэгги, — спросил он, — кого ты любишь больше всех на белом свете?

— Себя.

— А потом?

— Вито, у тебя совесть есть?

— Конечно, нет, — рассмеялся он.

— Тебе что-то нужно, — предположила она с подозрением.

— Совершенно верно. Мне нужно, чтобы ты показала тот свой ролик обо мне до голосования за лучший фильм.

— Господи! Вито, ты понимаешь, на что это будет похоже? Я хочу сказать, это будет самая откровеннейшая пропаганда. Как я смогу это сделать, даже если захочу?

— А ты хочешь, Мэгги, правда, хочешь? — Он был неумолим.

— Ты же знаешь, Вито, я бы с удовольствием для тебя все, что угодно, сделала, но…

— Мэгги, помнишь тот вечер, когда мы все ужинали в «Бутике» и ты сказала, что ты моя должница?

— Смутно.

— Ты в жизни слова такого не знала — «смутно». Ты карьеру сделала на моем мексиканском барахле.

— Да, но моя сообразительность спасла Бена Лоуэлла!

— Тогда твой должник Бен Лоуэлл. Только ему ты все никак сказать не удосужишься… Ну вот наконец у тебя есть шанс расплатиться со мной.

— Так ты действительно решил это из меня выжать? — Она с трудом верила, что говорит с Вито.

— Конечно. Иначе для чего нужны друзья?

Наступило молчание. Вито, как и рассчитывал, дал Мэгги понять, что, если она сделает это для друга, она так эффектно продемонстрирует свою власть, что спрос на ее дружбу среди влиятельных людей Голливуда возрастет как никогда.

— Ладно, — наконец сказала она. — Думаю, я смогу поговорить с вице-президентом, составляющим программы, и может, мне удастся его на это раскрутить, но обещать ничего не могу.

— Это было бы очень актуально, — прочувствованно сказал Вито.

— Ах ты, итальянский негодяй! Актуально! Скажи лучше «политично».

— Знаешь, Мэгги, за что я тебя люблю, так это за то, что с тобой не надо ходить вокруг да около.

— Если это дело выгорит, ты мой должник. Пан или пропал.

— Совершенно справедливо. Договорились. Мы всю жизнь будем выручать друг друга и потом за это расплачиваться.

— Да, — сказала Мэгги, внезапно погрустнев. — Ладно, пора браться за дело. Если я этого добьюсь, будут большие перстасовки. Ладно. Вито, передай привет Билли, передашь? Хочешь, насмешу? Она мне очень нравится, даже не думала.

— Может быть, потому, Мэгги, что она тебе больше не завидует.

— А она завидовала? Правда? — Мэгги словно раскрыла коробку с неожиданным чудесным подарком.

— А ты не знала? Я думал, ты у меня пройдоха.

— Уж такая пройдоха, Вито, куда там!..

* * *

Лестер Уайнсток совсем запутался. То ли он — отсталый ретроград из 1950-х, по ошибке ставший жертвой провала во времени, когда еще не родился, то ли Долли Мун потеряла связь с реальностью? Неужели незаконного — нет, не то слово, — ребенка без отца заводят не только в глухих уголках Богемии, но это ежедневно происходит и в Соединенных Штатах, причем с той же счастливой придурковатостью, что выказывает Долли? Он размышлял над этим, приканчивая вторую тарелку кисло-сладкого рагу по Хенни Янгмену. Нет, решил он, промокая остатки абрикосово-сливового соуса испеченной Долли булочкой, все-таки он не уверен, что это честно по отношению к ребенку, какой бы матерью ни оказалась Долли.

Уже две недели Лестер был рекламным агентом Долли. Благодаря ее кулинарии он набрал три кило, а от беспокойства за ее состояние у него появились первые седые волосы. Единственным светлым пятном в его внезапно растревоженной жизни была мысль о дражайшей еврейской бабушке Долли, которая научила ее так чудесно готовить.

— Лестер, ты непременно должен разрешить мне тебя постричь.

— Завтра я схожу к парикмахеру.

— Ты это говоришь уже десять дней. Тебе вечно некогда, ты так занят, изобретая предлоги о том, почему я не могу встретиться с прессой и вести шумные телефонные интервью.

— Долли, ты знаешь, что думают на студии. Если бы у тебя был хоть малейший шанс получить «Оскара», ты могла бы плюнуть на то, что люди узнают про твою беременность. Но если они сейчас узнают про твоего парня и родео — а они это из тебя вытянут, — забудь об «Оскаре». Кругом еще полно ветхозаветных моралистов, ты же знаешь.

— Может быть, за меня проголосуют из симпатии, — морщила носик Долли. — Сядь, я накрою тебя полотенцем. Куда я дела ножницы?

Словно во сне, Лестер дал подвести себя к стулу. В лице Долли было что-то такое… такое неожиданное. Она просто отказывалась соблюдать безопасное расстояние между людьми. Это просто постыдно, но она погружалась в его жизнь с головой. Он уже рассказал ей, что в детстве писался по ночам, рассказал о крушении своей первой любви, о том, как был пойман со шпаргалкой на выпускном экзамене по алгебре в средней школе Беверли-Хиллз, о своих сокровеннейших чувствах по поводу того, что своим состоянием он обязан передвижным туалетам. Он много лет назад научился вышучивать эту данность, но никогда не считал, что это очень уж смешно. Он поведал ей и о крушении своей второй любви, и о едва не случившемся крушении третьей любви, о том, что чувствует себя способным когда-нибудь поставить чудесные фильмы. Боже, он рассказал ей чуть ли не всю свою жизнь. Единственное, что он упустил, были судороги в летнем лагере. Да и то не потому, что ее это шокирует, а потому, что просто забыл.

— По-моему, ты стрижешь коротковато, — пожаловался он.

— Ни в коем случае. Просто мне приходится дотягиваться до тебя, потому что трудно подойти к тебе близко. Вот, готово. — Она тяжело опустилась на стул. — Подойди, посмотри на себя в зеркало и. попробуй скажи, что не стало лучше.