Экспансия-3. Аргентинское танго - Юлиан Семенов

— Я готов отдать половину того, что вы сможете мне вернуть, — сглотнув комок в горле, ответил старик. — Я мечтаю вернуться туда… Но ведь теперь немцы стали изгоями… Сомоса не пускает нас в страну…

— Что с вами случилось седьмого декабря сорок первого года, когда Сомоса снял со стены портрет Гитлера и объявил войну рейху? — спросил Роумэн.

— В ту же ночь мы все — и те, кто состоял в нацистской партии, и те, которые считали себя никарагуанцами, — были арестованы. Нас отвезли в тюрьму «Ормигуэро» и концлагерь «Куинта Эйтцен», — сейчас, говорят, это вилла Луиса Сомосы… Как нас били, как морили голодом, об этом не хочу вспоминать… Кто-то из наших, уцелевших от ареста, отправил письмо американскому послу с просьбой освободить стариков, женщин и детей… Освободили трех сорокалетних — тех, кто имел постоянный бизнес с североамериканцами… В мае сорок второго нас выслали в Сан-Франциско, оттуда перевели в концлагерь в Техасе, часть отправили на границу с Канадой, на север, все наши там поумирали, только я спасся, старый черт, а внук погиб и дочка тоже… Сорок женщин и детей потом вывезли в Германию, с помощью Красного Креста Швейцарии, но опять же тех, кто был связан с американским бизнесом. Это правда, сеньоры, не сердитесь, я рассказываю правду… Если в Аргентине, Боливии, Бразилии, Чили немцы в основном работали на рейх, кроме, конечно, тех, кто эмигрировал от Гитлера, то никарагуанские немцы действительно растворились в стране… Мы вспоминали, что в наших жилах течет немецкая кровь, только когда собирались в церкви… Такое же было в России, при императоре Петре… Есть страны, которые растворяют в себе иностранцев… Конечно, мы знали, что Бреме, Людвиг Бреме был нацистом и поддерживал связи с людьми Сомосы, они очень дружили до сорок первого года, даже, говорят, Бреме привез ему специалистов по допросам, людей гестапо…

— А где сейчас этот Бреме? — спросил Роумэн.

— Не знаю.

— А что из себя представляет Петерс?

— Он был заместителем Бреме… По контактам с провинциями Хинотега и Леон, настоящий нацист…

Роумэн переглянулся с Гуарази; тот повернулся к Личу:

— Ну что ж, начнем составлять исковое заявление? Вы помните, сеньор Брокман, какие статьи конституции Никарагуа были нарушены Сомосой?

— А разве там была конституция? — удивился старик.

Личу рассмеялся:

— Была, дон Франсиско, была! Самая демократическая в Центральной Америке, полные свободы, гарантия личности, охрана достоинства и так далее…

…Через час Личу увез четверку, передав Гуарази текст искового заявления Брокмана; факты, которые он изложил, были неопровержимы.

— Если бы я получил эту бумагу в Штатах, дело было бы выиграно в первой же инстанции, — заметил Личу, прощаясь с Гуарази на коста-риканской границе (пересекли ее в маленькой деревушке за городом Давидом; около пограничного столба сидел инвалид в рваной форме; ни телефона, ни сигнализации; все, как полагается в Латинской Америке: новейшая техника и вооруженные головорезы на центральной трассе и деревенская, измученная криками цикад, тишина в горах, где машине придется идти по валунам; «линкольн» оплачен, водителю было заранее сказано, что ехать придется проселками, пусть не скорбит о машине, вручили наличные для покупки новой).

В Сан-Хосе, столице Коста-Рики (господи, почему здесь большинство жителей рыжие? И голубоглазые? Будто ты и не в Латинской Америке), останавливаться не стали; Роумэн лишь попросил разрешения отправить копию иска в Лондон, Майклу Сэмэлу: «Можете опустить сами, Дик, я играю честно»; проверки документов на шоссе не было, видимо, в Панаме полагали, что четверка пойдет в направлении колумбийской границы; до границы с Никарагуа доехали за пять часов; переход был и здесь обговорен заранее (ну и синдикат, вот сила, а?!), в Манагуа приехали под утро.

Гуарази попросил шофера остановиться около «Гранд-отеля», в самом центре (телефонов-автоматов в городе не было, все рестораны и бары закрыты, а звонить надо), уплатил портье деньги, набрал номер 9-54-30, попросил сонную прислугу позвать к аппарату сеньора Родригеса Солано, повторил, что хозяина совершенно необходимо разбудить, он заинтересован в этом звонке; закурил (первый раз за все то время, что Роумэн знал его) и, когда Солано взял трубку, сказал:

— Счастье вновь к вам повернулось.

— Что?! — тот не понял, в голосе чувствовался испуг.

— Счастье вновь к вам повернулось…

— Идите к черту! — взревел человек. — Какого дьявола вы меня разбудили, мерзавец этакий?!

Гуарази недоуменно пожал плечами, протянул портье двадцать пять центов, набрал номер еще раз; никто не подходил; я не мог перепутать, сказал он себе, я точно помню номер, неужели из Панамы успели передать сигнал тревоги? Или Лаки отменил предприятие, пуганув своих друзей тем, что он уже начал дело? Ребята понимают ситуацию с полуслова, могли сговориться; нет, возразил он, я бы получил указание. Если Лаки уже договорился, надо решать с Роумэном, — слишком много узнал: Личу мы бережем как зеницу ока, это наш панамский капитал, а «Жареный» тем более…

Когда Пепе решил было положить трубку, ему ответили:

— Слушаю.

— Счастье вновь к вам по…

— Какого черта вы столько времени тащились сюда?! — радостно прокричал Солано. — Я уже думал, не случилось ли что?! Давайте ко мне! Одиннадцатый километр карретеры «С», сто метров вверх, дом налево…

— Вы мне скажите точный адрес, — попросил Гуарази.

— У нас здесь такие адреса, приятель: «сто метров вниз, напротив аптеки, где лечат одноглазие, дом в глубине сада с тремя колоннами, только одна отвалилась», посмотрите телефонную книгу, если не верите! Жмите! Я велю готовить завтрак…

— Сомоса примет нас в одиннадцать, — после обязательных взаимных приветствий сказал Солано. — С ним договорено.

— Я могу спросить, как вам это удалось? — обратился Роумэн к этому кряжистому старику в полувоенном хаки.

Солано посмотрел на Гуарази:

— Можно ответить?

Пепе кивнул:

— Ему надо ориентироваться в ситуации.

— Так вот, — сказал Солано, — я был последним, кто видел живым генерала Сандино. Вам говорит что-нибудь это имя?

— Да, — ответил Роумэн. — Не очень многое, правда, какой-то здешний анархист, да?

Солано вздохнул:

— Это как посмотреть… Словом, Сомоса обнял его при мне, похлопал по плечу и повторил: «Ты мне брат, генерал Сандино, ты гордость никарагуанцев, спаситель нации, освободивший нас от янки»… А через три часа Сандино убили… А я получил приказ Сомосы провести расследование… Правда, не я один… Это меня и спасло… А еще меня спасло то, что в моем доме часто отдыхали итальянский мальчишка по имени Аль Капоне и его братья… Еще вопросы есть?

— Есть, — ответил Роумэн. — Кто убил Сандино? И почему?

Солано снова посмотрел на Гуарази.