Сказка - Стивен Кинг

мы вошли в Малин, он произнёс нечто настолько жуткое и растерянное, что я никогда этого не забуду: «Я хочу к маме».

Газовый фонарь у двери снова вывалился из отверстия в стене и болтался на металлическом шланге. Он не горела. Один из наших надзирателей приладил его на место, где ему полагалось быть, и некоторое время смотрел, будто ожидая, когда он выпадет. Фонарь не выпал.

– Сегодня особенный ужин, малыши! – провозгласил другой. – Отличная еда и десерт в довесок!

Мы разошлись по камерам. Йо, Стукс и я теперь стали одиночками. Куилли завёл Фрида в его камеру, осторожно уложил на тюфяк, потом вошёл в камеру, которую делил с Кэммитом. Мы ждали, что ночные стражи поднимут свои руки и двери камер захлопнутся, но они просто ушли, закрыв за собой внешнюю дверь: один засов, второй засов, третий засов и четвёртый. Очевидно, вместе с «отличной едой» нам было позволено пообщаться, по крайней мере, ненадолго.

Эрис находилась в камере Галли, осматривая его рану на голове, которая выглядела (не буду вдаваться в подробности) ужасной. Его дыхание прерывалось хрипами. Эрис взглянула на меня усталыми глазами.

– Он не переживёт ночь, Чарли. – Затем она горько рассмеялась. – Никто из нас, потому что здесь всегда ночь!

Я похлопал её по плечу и пошёл обратно к камере Йоты, которую тот решил не покидать. Он сидел у стены, сложа руки на коленях. Я сел рядом.

– Какого дьявола тебе надо? – спросил он. – Я бы предпочёл побыть один. Если тебя это не затруднит, ваше блядское величество.

Тихим голосом я сказал: «Если бы нашёлся способ выбраться – сбежать – отсюда, ты бы пошёл со мной?»

Он медленно поднял голову. Посмотрел на меня. И начал улыбаться.

– Только покажи, как, радость моя. Только покажи.

– Что насчёт остальных? Тех, кто в состоянии?

Его улыбка стала шире.

– Королевская кровь сделала тебя дебилом, принсик? А ты как думаешь?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Банкет. Я принимаю посетителя. Вдохновение не стучит в дверь. «Кто хочет жить вечно?»

1

тот вечер для выживших были приготовлены не просто куски полусырого мяса, а устроен настоящий банкет. Перси и двое других серых, мужчина и женщина, одетые в запятнанные белые туники, вкатили не одну тележку, а целых три. Спереди и сзади их сопровождали ночные стражи с гибкими палками наготове. В первой тележке был огромный котёл, напомнивший мне кухню злой ведьмы в «Гензель и Гретель». Вокруг котла сложены миски. Во второй тележке стояла высокая керамическая банка с маленькими чашками. В третьей была полудюжина пирогов с золотисто-коричневой корочкой. Запах стоял божественный. Теперь мы стали убийцами, которые убили своих товарищей, но также мы были голодны, и если бы не парочка наблюдавших скелеторов, думаю, мы бы набросились на эти тележки. В общем, мы отступили к открытым дверям наших камер и смотрели. Дабл рукой вытирал слюни со рта.

Каждому из нас дали по миске и деревянной ложке. Перси разложил по мискам рагу. Оно было густым и со сметаной (будто бы настоящей), с большими кусками курицы, а также с горошком, морковью и кукурузой. Раньше я задавался вопросом, откуда берётся еда, но в этот раз хотел только есть.

– Оутнеты в суою камру, – сказал Перси своим хрипящим, умирающим голосом. – Это не фсё.

В банке оказался фруктовый салат – персики, черника, голубика. Не в силах ждать – вид и запах настоящих фруктов и ягод свёл меня с ума – я поднёс керамическую чашку ко рту и всё съел, вытерев сок с подбородка и облизав пальцы. Я почувствовал, как всё моё тело приветствовало это лакомство после постоянно диеты из мяса и моркови, мяса и моркови и ещё больше мяса и моркови. Пироги были разделены на пятнадцать частей – ни одного для Галли, чьи трапезные дни подошли к концу. Для пирогов не было тарелок, поэтому мы брали их руками. Йота слопал свою долю быстрее, чем были розданы последние куски.

– Яблоко! – воскликнул он, и крошки полетели из его рта. – Как же блин вкусно!

– Ешьте на здоровье, малыши! – провозгласил один из ночных стражей, затем рассмеялся.

«Ибо завтра мы умрём», – подумал я, надеясь, что это случится не завтра. И не послезавтра. Я всё ещё понятия не имел, как мы выберемся отсюда, пусть даже Перси знал выход из комнаты чиновников. Я хотел только, чтобы это произошло до начала второго раунда «Честного», где меня могли – очень вероятно – поставить против Джайи. И этом не было бы ничего честного.

Надзиратели и работники кухни ушли, но пока что двери камер оставались открытыми. Я принялся за куриное рагу. Оно было восхитительным. О, Боже, таким восхитительным. «Вкусняшка для моего пузяшки», как говорил Бёрдмэн в былые времена, когда мы сидели на великах перед «Зип-Маркетом» и уплетали «Твинкис» или «Слим-Джим». Я глянул на соседнюю дверь и увидел, как Стукс жадно глотает свою пищу, прижимая руку к лицу, чтобы соус не потёк через рану на его щеке. Есть картинки, которые навсегда останутся со мной со времён пребывания в Глубокой Малин. И эта одна из них.

Когда моя миска опустела (мне не стыдно признаться, что я вылизал её дочиста, как дворовый пёс), я взял свой кусок пирога и откусил. Он был, скорее, с заварным кремом, чем с яблоком. Мои зубы вонзились во что-то твёрдое. Я увидел огрызок карандаша, торчащий из заварного крема. Он был обернут в маленький клочок почтовой бумаги.

Никто не смотрел на меня, все были сосредоточены на своей еде, настолько отличающейся от нашего обычного пайка. Я сунул карандаш и бумагу под тюфяк Хэйми. Он бы не стал возражать.

Поскольку камеры были открыты, мы могли свободно собираться и беседовать после банкета. Йота подошёл к моей камере. К нему присоединился Эммит. По одному с каждой стороны, но я их не боялся. Я чувствовал, что мой статус принца давал мне иммунитет против «наездов».

– Как ты прикидываешь пройти мимо ночных стражей, Чарли? – спросил Йота. Только он сказал не «прикидываешь»; это я так услышал.

– Я не знаю, – признался я. Эммит издал гортанный звук. – По крайней мере, пока что. Как думаешь, сколько их всего? Включая Келлина?

Йота, который долгое время пробыл в Глубокой