Хозяин Черного Замка и другие истории - Артур Конан Дойл

– Твоя цветущая красота никогда не увянет, – убеждал я Атму. – Всё минует, всё исчезнет, но мы с тобой и наша великая любовь переживём пирамиду Тефрена.

Она стала робко, застенчиво возражать.

– Но разве это справедливо? – говорила она. – Разве ты не восстал против власти богов? Если бы животворящий Осирис пожелал, чтобы мы жили так долго, разве не даровал бы он людям сам все эти нескончаемые годы?

Я опровергал её сомнения словами самой пылкой любви, и всё-таки она колебалась. Решение, которое она должна принять, слишком важное. Она просила дать ей подумать только одну ночь. Завтра утром она скажет мне, согласна или нет. Одна ночь – ведь это совсем немного. Она будет молиться Изиде[82], пусть богиня её вразумит.

Я ушёл с тяжёлым сердцем, полный мрачных предчувствий, а она осталась в окружении своих прислужниц. Утром, после ранней службы в храме, я поспешил к её дому. На пороге меня встретила испуганная рабыня. Её хозяйка заболела, ей очень плохо. Обезумев, я оттолкнул слуг и бросился через зал, потом по коридору в покои моей Атмы. Она покоилась на ложе, голова высоко на подушках, в лице ни кровинки, пустой безжизненный взгляд, а на лбу горело зловещее багровое пятно. Я не раз видел эту зловещую метину, это клеймо чумы, печать смерти.

Что можно рассказать о том ужасном времени? Шли месяцы, а я всё метался в исступлении, всё глубже погружался в безумие, но избавиться от жизни не мог. Ни один умирающий от жажды араб не мечтал так о колодце с живительной прохладной водой, как я мечтал о смерти. Если бы яд или сталь могли прервать моё постылое существование, я соединился бы с моей возлюбленной в царстве, куда ведёт такая узкая дверь. Что только я не делал с собой, и всё было напрасно. Проклятый эликсир был непобедим. Однажды ночью, когда я лежал у себя в комнате на ложе, истерзанный мукой, ко мне пришёл жрец Тота Пармес. Он встал в круг света, который изливал светильник, и посмотрел на меня глазами, в которых горела сумасшедшая радость.

– Почему ты позволил ей умереть? – спросил он. – Почему не оградил её от болезней и старости, как оградил меня?

– Я не успел, – ответил я. – Ах да, прости, я забыл – ты тоже любил её. У нас общее горе, друг. Какая страшная судьба – знать, что пройдут столетия, прежде чем мы снова увидим её. Когда-то мы ненавидели смерть – глупцы, какие же мы были глупцы!

– Ты сказал правду, – вскричал он и дико захохотал. – Но глупцом оказался лишь ты один!

– О чём ты? – воскликнул я и приподнялся на локте. – Мне кажется, друг, ты повредился в рассудке от горя.

Его лицо горело радостью, он корчился и трясся, точно его поразило злое божество.

– Знаешь ли ты, куда я сейчас иду? – спросил он.

– Нет, – ответил я, – откуда же мне знать?

– Я иду к ней, – сказал он. – Она лежит за городской стеной в дальней гробнице возле двух пальм.

– Зачем же ты туда идёшь? – спросил я.

– Чтобы умереть! – пронзительно крикнул он. – Слышишь – умереть! Земные путы меня больше не связывают.

– Но ведь в твоей крови мой эликсир! – воскликнул я.

– Я его победил, – ответил он, – я нашёл более сильный состав, который разлагает твой эликсир. Уже сейчас он борется с ним в моей крови, ещё час или два – и я умру. Я полечу к ней, а ты останешься здесь, на земле.

Я внимательно вгляделся в Пармеса и понял, что он говорит правду. Его горящие глаза подтвердили, что эликсир над ним больше не властен.

– Но ведь ты дашь и мне этот состав! – воскликнул я.

– Никогда!

– Молю тебя мудростью Тота и величием Анубиса![83]

– Все твои мольбы напрасны, – жёстко проговорил он.

– Так я сам составлю этот раствор!

– Тебе это не удастся; да, я его получил, но по чистой случайности. В него входит один компонент, но тебе никогда не догадаться, что это. То, что осталось от жидкости, я заключил в перстень Тота, но никто и никогда не сможет его найти.

– В перстень Тота! – повторил я. – А где же он, перстень Тота?

– Этого ты тоже никогда не узнаешь, – ответил он. – Да, ты победил меня, она подарила свою любовь тебе. Но кому досталась конечная победа? Я ухожу к ней и оставляю тебя здесь – влачи это горькое земное существование. А я разорвал свои цепи! Прощай, мне пора! – Он быстро повернулся и бросился прочь. Утром в городе стало известно, что жрец Тота умер.

После этого я затворился в своей лаборатории. Я должен, должен найти это сложное соединение, сила которого столь велика, что уничтожает действие моего эликсира. С рассвета и до полуночи я проводил опыты среди стеклянных сосудов и горнов. Более того, я взял все папирусы и алхимические сосуды жреца Тота. Увы, они не просветили меня. Порой мне казалось, что я вот-вот уловлю намёк, случайно обронённое им слово вызывало бурные надежды, но ни одна надежда не сбывалась. И всё же месяц за месяцем я трудился как одержимый. Когда я чувствовал, что впадаю в малодушие, я шёл к гробнице возле пальм. И там, стоя подле саркофага, в котором покоилась земная оболочка той, чья красота сияла подобно редкой драгоценности и была украдена смертью, я чувствовал, что моя возлюбленная рядом, она успокаивает меня, и я шептал ей, что соединюсь с ней, если только смертный ум сумеет разгадать тайну.

Пармес сказал, что заключил свой состав в перстень Тота. Я помнил это украшение. Массивный обруч, сделанный не из золота, а из более редкого и тяжёлого металла, который добывают в копях на горе Харбал. Называется он платина. В платину, помнится, оправлен полый кристалл горного хрусталя, в него можно налить жидкость – довольно много капель. Пармес вряд ли скрыл свою тайну в металле перстня из одной только платины, таких в храме великое множество. Не вернее ли предположить, что эта бесценная жидкость запечатана в полость кристалла? Едва я пришёл к этому заключению, как наткнулся в папирусах Пармеса на фразу, которая ясно подтверждала мою догадку: значит, какое-то количество его состава всё ещё существует на свете.

Но как найти перстень? Когда Пармеса готовили нести к бальзамировщику, на его руках перстня не было. Я нарочно расспросил тех, кто участвовал в процедуре. Не было его и среди вещей умершего жреца. Тщетно я обыскивал все комнаты и залы, где он работал или молился, тщетно заглядывал во все шкатулки и вазы, которые ему принадлежали, тщетно осматривал его вещи. Я даже просеивал песок в пустыне в тех местах, где он любил прогуливаться; но как я ни бился, все мои труды были напрасны, перстень Тота исчез без следа. И всё же, может быть, мне удалось бы одолеть последние препятствия, не обрушься на нас ещё одно неожиданное бедствие.