От Пекина до Берлина. 1927 - 1945 - Василий Чуйков

Даю приказ: истреблять танки любыми средствами! Сейчас это главное. Пехоту противника уничтожает огонь нашей артиллерии. Опасны танки в контратаке. Весь день войска в активной обороне. И вот поднимаются факелы горящих танков над полем боя. Только по приблизительным подсчетам горит около двадцати танков, а сколько их отбуксировано с повреждениями, мы сосчитать не можем. Немецкие танкисты уже не отрываются от своей пехоты, не прорываются сквозь наши боевые порядки…

В районе поселка Ивановка захвачен «тигр». Вместе с командующим бронетанковыми войсками армии полковником М. Р. Вайнрубом и командующим артиллерией генералом Н. М. Пожарским едем туда. Интересно, что это за немецкий зверь, «тигр»?

Башня этого танка была пробита попаданием 122-миллиметрового снаряда. Около танка десяток трупов немецких солдат, в танке четыре убитых танкиста.

Мощное сооружение. Отличная конструкция оптического прицела, сильная 88-миллиметровая пушка.

Я думаю, что танки «тигр» в летне-осенней кампании 1943 года были наиболее грозной машиной. Гитлер не зря делал в Курской битве ставку именно на эти танки. В танковых боях сорок третьего года они несомненно могли бы иметь успех. Но мы уже имели самоходные орудия 122-миллиметровые, которые пробивали броню «тигров».

По сталинградским традициям генерал Н. М. Пожарский и полковник М. Г. Вайнруб тут же на поле боя, у разбитых танков, обучали наших танкистов и артиллеристов, как бить «тигры», как свести на нет его боевые преимущества. Шел разбор, на какую дистанцию подпускать этот танк, где у него наиболее уязвимые места…

Закончился второй день наступления…

В течение этих двух суток командующий фронтом Р. Я. Малиновский и член Военного совета А. С. Желтов безотлучно находились на наблюдательных пунктах 8‑й гвардейской армии, на направлении главного удара. От них мне было известно, как обстоят дела и у моих соседей – в 3‑й гвардейской и 12‑й армиях. Картина та же, что и у меня. Лишь 12‑й армии удалось несколько потеснить противника. Но и там противник предпринимал одну контратаку за другой в основном силами 40‑го танкового корпуса.

На третий день наступления задачи оставались прежними: прорвать оборону противника на ранее определившихся направлениях, вести истребительную борьбу станками.

В ночь, на 12 октября опять в расположение противника начали проникать истребительные штурмовые группы. Опять вспыхивали в ночи яркими факелами танки противника. Саперы устанавливали мины на танкоопасных направлениях, артиллеристы подтягивали орудия для стрельбы прямой наводкой по танкам.

12 октября в 8.00 началась артподготовка по зафиксированным за ночь целям. После получасовой артподготовки, в 8.30 пехота с поредевшими танками поддержки опять пошла в атаку, буквально прогрызая оборону противника. Танковый корпус генерала Пушкина и механизированный корпус генерала Руссиянова в бой пока не вводились.

С утра противник отбивался мощным артиллерийским огнем, затем начал контратаки.

В полдень определилось, что контратаки противника выдыхаются.

Наметился еще незримый, но все же ощутимый для тех, кто следил за боем, перелом.

Надо сделать еще одно усилие, и противник должен быть сломлен.

Впереди нашего наблюдательного пункта, метрах в двухстах, тоже на кургане располагался наблюдательный пункт командира 27‑й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора В. С. Глебова.

Наши войска вели третий день напряженные бои, солдаты и офицеры устали, смертельно устали. Они могли не почувствовать, что противник колеблется, что его положение сделалось неустойчивым, и упустить момент для решающего рывка. Чтобы поднять части 27‑й дивизии на этот рывок, я со своим адъютантом пошел на наблюдательный пункт Глебова. Поговорив с ним лично, а по телефону с командирами полков, поставив перед ними конкретную задачу исходя из сложившейся обстановки, я опять же с адъютантом той же дорогой пошел обратно. Вероятно, противник обнаружил какое-то движение на наших курганах, может быть, решил, что мы меняем командный пункт. Он открыл ураганный артиллерийский огонь по высоткам и по дороге между курганами. Мы с адъютантом оказались как раз на полпути между курганами и попали как бы в огненное кольцо. Снаряды рвались со всех сторон. И никакого укрытия. Лишь одинокий, чудом уцелевший телеграфный столб. Мы и упали возле этого столба, я с одной стороны, адъютант – с другой. Двинуться или шевельнуться было невозможно. И в общем-то бесполезно, огонь велся беспорядочно, и нельзя было угадать, куда упадет следующий снаряд. Мы лежали, прижавшись головами к столбу. Я видел открытый рот адъютанта, он что-то мне говорил, но расслышать его было невозможно из-за грохота рвущихся снарядов. Вдруг лицо адъютанта исказилось. Секундой позже я понял, что его задело осколком и он теряет сознание от боли.

Я вскочил, поднял на руки адъютанта и бросился бегом к кургану. Наверно, я в общем-то и не почувствовал тяжести ноши. Ждать в голову снаряда, никак не сопротивляясь судьбе, было не в моем характере.

Родион Яковлевич, наблюдавший за этой сценой из укрытия, встретил меня шуткой:

– Говорил я тебе, таскай всегда с собой канавку, тогда не попадешь в такую переделку…

И он, и генерал Желтов уехали с нашего наблюдательного пункта крайне расстроенные тем, что не удалось выполнить директиву Ставки и сбросить немцев с плацдарма. Срок взятия Запорожья, установленный на 15 октября, приближался, а мы по существу все еще топтались на месте.

Наступала третья ночь нашего наступления.

Мы задумались: что же делать? Продолжать действия штурмовых групп? Но противник уже разгадал нашу тактику. Несомненно, он ждет штурмовые группы. Он может отвести с ближних позиций свои танки, а штурмовые группы взять под прицел пулеметов. С другой стороны, именно ночью мы имели наибольший успех.

Ночное наступление силами всей армии? Люди измотаны, и такое наступление нужно готовить заблаговременно. Наш транспорт работает с перегрузкой на подвозе боеприпасов.

Однако ночью не нужно и, пожалуй, даже бессмысленно вести полную артподготовку. Достаточно нанести удар по заранее пристрелянным целям. Противник будет ожидать появления штурмовых групп, а мы на него навалимся всеми силами артиллерийского и пулеметно-ружейного огня.

После недолгих размышлений мы на Военном совете армии приняли решение вести ночной бой. Для подкрепления задействованных частей было решено ввести и 74‑ю гвардейскую стрелковую дивизию, оставив в резерве лишь один полк. Командиру 29‑го гвардейского стрелкового корпуса предписывалось ввести в бой два стрелковых полка 74‑й гвардейской стрелковой дивизии и нанести решительный удар в направлении: Шелковый, Безымянный № 2, Ново-Украинка и к утру 13‑го овладеть рубежом: Люцерновский, западная окраина фруктового сада, поселок Шелковый, Криничный.

Шелковый и Криничный доставляли нам в дневном бою наибольшие неприятности. Артиллерия никак не могла подавить эти опорные пункты огневыми налетами, наши части из Криничного подвергались жесточайшему ружейно-пулеметному огню. Если бы нашим войскам удалось выбить противника из Криничного, мы смогли бы сильно продвинуться на этом направлении.