Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт

Но чем же он тогда стал? Богом? Демоном? Эвдемоническим духом? Иногда Гоблеке верилось, что душа Сарка сгорела много лет назад, и что-то другое, какая-то разумная эфирная сущность поселилась в нем, нося плоть магоса, словно одолженный плащ. В редкие моменты ясности Сарк всегда просил выпустить его из клетки, и Гоблека не был уверен, что с ним говорит именно он. Это не магос умолял выпустить себя из железной клетки. Это тварь, живущая внутри, просилась наружу из оков плоти.

А теперь даже эта оболочка практически износилась. Им срочно требовалось найти замену, особенно если они собирались выполнить запрос Короля и увеличить производительность.

Гоблека услышал чьи-то шаги по металлическим ступеням у себя за спиной, даже несмотря на рокот Ткача.

На платформу поднимался Давинч, буквально таща за собой мощного мужчину в черном плаще. Руки незнакомца были скованы наручниками, и он горбился от боли. Давинч то и дело понуждал его двигаться вперед. Но при этом лицо татуированного головореза буквально светилось от удовольствия.

— Я его взял, — заявил он.

Гоблека подошел ближе. Человек в плаще стоял, опустив плечи и склонив голову. Он дышал так, будто только что пробежал марафон. С пальцев рук и цепи наручников срывались капли крови.

Гоблека протянул руку, схватил пленника за подбородок и посмотрел ему в лицо.

Эйзенхорн. Великий и могучий Грегор Эйзенхорн. Глаза мертвы и безжизненны, кожа бледна и покрыта пятнами. Из носа стекает струйка крови. Ему трудно дышать. Гоблека внимательно разглядывал врага и видел застарелые шрамы, старую аугметику под плащом, шины и серво-усилители на ногах. Этот человек зачах и сломался, причем задолго до того, как столкнулся с Давинчем.

— Я ждал этого мига, — сообщил Гоблека. — Знаешь, я его себе даже представлял. Думал, что скажу я, что скажешь ты. Но ты меня разочаровал. Я ждал большего, а вижу перед собой больную развалину. Старую к тому же. Нет, серьезно, я разочарован.

— Представь себе, — просипел Эйзенхорн, с трудом вставляя слова между хриплыми вдохами, — мне наплевать.

— О! — осклабился Гоблека, картинно изображая страх. — В тебе еще что-то осталось, да? Старый стержень? Тебе ведь и самому хотелось бы в это верить, да? Давай, покажи мне все, что есть, чтобы я потом людям рассказывал, что сломать тебя было непросто.

Эйзенхорн промолчал.

— Откуда кровь? — спросил Гоблека у Давинча.

— Блайг его подстрелил, — ответил татуированный.

— Ты его залатал?

— У меня не было аптечки.

— Ну тогда сходи за ней сейчас, — приказал бородач. — И набор тоже возьми.

Давинч кивнул и двинулся к ряду шкафчиков в дальнем конце платформы.

— А где, собственно, сам Блайг? — крикнул Гоблека, продолжая разглядывать инквизитора.

— Лишился головы, — ответил Давинч, копаясь в содержимом шкафов.

— А Стрикал?

— Я ее не видел.

Давинч вернулся с аптечкой. Гоблека открыл ящичек, вытащил шприц с клеем для ран и вогнал сопло во влажную рану на животе Эйзенхорна. Инквизитор поморщился, но устоял на ногах.

Гоблека нажал на поршень и закачал клей в рану, обошел Эйзенхорна, откинул в сторону полу старого потертого плаща и сделал то же самое с выходным отверстием, после чего бросил шприц обратно Давинчу.

— Я велел тебе принести набор, — рявкнул он. — Так иди и принеси.

Давинч заторопился обратно к шкафчикам. Гоблека всмотрелся в глаза Эйзенхорна. Инквизитор, уставившись в пустоту, проигнорировал зловещий взгляд буровящих его фиолетовых глаз.

— Ты его обыскал? — спросил Гоблека.

— Ну разумеется, — отозвался Давинч. — Что-то нашел. У него был запасной пистолет в нагрудной кобуре. Я его забрал.

Гоблека наклонился к Эйзенхорну, приблизившись к нему вплотную:

— Вот что случится дальше. Я тебе помогу. Неожиданно, правда? Я собираюсь сохранить тебе жизнь. Сделать так, что боль уйдет. Вся боль, и физическая, и ментальная. Этот твой псайкерский мозг сейчас, наверное, готов взорваться, да?

Эйзенхорн молчал.

— Сегодня у тебя, знаешь ли, важный день, — продолжал Гоблека. — Думай об этом как… как о цели всей своей жизни. Все, что происходило с тобой до сих пор, было нужно для этого момента — и он настал прямо сейчас.

— Думаю, он хочет нас обмануть, — сказал вернувшийся Давинч. — Понимаешь? Типа… Дать себя поймать. Он знал, что не сможет пройти мимо нас, поэтому позволил нам схватить себя, чтобы выкинуть какой-нибудь фортель, когда окажется здесь.

— Что, правда? — спросил Гоблека у Эйзенхорна, одновременно готовя шприц. — Но не очень хорошо получилось, да? Если у тебя и был такой план, он, похоже, оказался полным дерьмом. И некому тебя отсюда вытащить. Они все мертвы. Ты ведь это осознаешь? Все твои помощники и последователи погибли. А если и нет, то скоро погибнут. Магос охотится на тех, кто еще мог остаться. Его инструменты бродят по всей башне. Твоих друзей, Грегор Эйзенхорн, ждет очень-очень плохой конец. И это ты их сюда привел, ты ведь знаешь, да? И если хоть кто-то из них еще жив, в чем я, честно говоря, сомневаюсь, то они умрут самой ужасной смертью, которую можно себе представить. Готов биться об заклад, что они сейчас желают, чтобы всего этого не было, горько сожалеют, что пошли за тобой и поверили в твое дело. Я уверен, что их последним чувством станет ненависть. Ненависть к тебе. Ненависть за то, что обрек их на такое. Твои друзья, умирая, будут ненавидеть тебя…

— Они мне не друзья, — перебил Эйзенхорн.

Гоблека ухмыльнулся и проверил размер дозы в шприце.

— О, думаю, ты лукавишь. Лишь за другом можно пойти даже в ад.

Эйзенхорн медленно повернул голову в сторону Давинча:

— Он же следует за тобой.

— Кто, Давинч? — рассмеялся Гоблека. — Ему за это платят. Очень хорошо платят. Кроме того, он видит полную картину. И великую награду для тех, кто пойдет до конца.

— Так же, как и мои люди, — сказал Эйзенхорн.

— Правда? Нет, серьезно, правда? Ты хоть раз говорил им, своим друзьям, что ты им лжешь? Что ты безумен, объявлен вне закона и одержим? Что ты идешь по пути боли и он ведет в никуда? Что твоя задумка обречена и все об этом знают? Даже гниющий бог-король. Ты на стороне проигравших. Ты, Грегор Эйзенхорн, идешь за ложным Императором. Ты поклялся служить Ему. Но тем самым выбрал неправильную сторону в войне. И это факт.

— Сойдемся на том, что мы друг друга не поняли, — проворчал Эйзенхорн.

— Нет, — не унимался Гоблека. — С самого первого дня, еще до того как Император стал Императором, всему суждено было случиться именно так. Все подстроено, предсказано, задумано, предречено. Хаос победит в любом случае. Это закон природы. Порядок не может существовать вечно. Хаос возобладает. Ты ведь знаешь про энтропию, Эйзенхорн? Все системы рано или поздно выходят из строя. Все изнашивается и ломается. Вселенная возвращается к своему изначальному состоянию, и это Хаос, вечный и нерушимый.