Операция "Рагнарёк" - Андрей Юрьевич Журавлёв

Меадха путь был еще неблизкий. Но ее опасения оказались напрасны – Княгиня, словно почувствовав ее нужду, выехала навстречу дочери.

Белый единорог ждал на поляне в кругу белоснежных березовых стволов. Княгиня в зеленом, расшитом золотом и речным жемчугом платье, с черными волосами, рекой стекавшими почти до колен и синими, как у дочери, глазами, стояла, прислонившись к одному из деревьев. Улыбка, печальная и мудрая, играла на ее губах.

— Мама, — Мелисента бросилась к ней. Теперь на девушке было простое лиловое платье, с серебряной лентой пояса, меч исчез, босые ноги легко касались шелковистой травы, — мама…

— Девочка моя, — вздохнула Княгиня, обнимая Принцессу, — как это было долго…

Уже занимался рассвет, когда Мелисента повернула обратно. Теперь дорога была совсем короткой, Серебряный Путь запомнил ее, и сам заторопился вернуть туда, где она вступила на туманную тропу. Мелисента улыбалась. Она не зря проделала этот путь, а три часа, проведенных с Княгиней, вполне можно было считать сдержанным обещанием. Но главное, она получила то, за чем шла по опасной тропе, – надежду.

64. Северный квартал. Чикаго. Фьялар

— Кого ждем? – спросил Диззи.

— Сэмюэля и Пауля, — ответил Норвик, — они в отель за контрабасом поехали. Собираюсь принять участие в джеме.

— И за пишущей машинкой для Фьялара, — добавил Рамо, — возможно, он сам захочет распечатать прайс-лист.

Делия только молча кивнула. Терпение никогда не входило в перечень ее добродетелей, но Рамо был прав – у Фьялара было преимущественное право на предъявление счетов. Если, конечно, он сейчас в состоянии это сделать, — напомнила себе дроу. В том, что гном жив, девушка не сомневалась.

Наконец, журналисты вышли из такси, достав из багажника два черных футляра. Делия поручила им охрану Фуши, тащить которого внутрь было опасно, но и отпускать заложника она не собиралась. Кейс с Томпсоном вызвался подержать Диззи, Норвик любовно огладил отцовский топор, и Делия кивнула Кэти.

— Звони. Мы заходим, пока кто-нибудь из прохожих не обратил внимания на «контрабас».

Таможиус с сожалением положил скрипку на стол, вглядываясь в замутненные болью глаза Фьялара. В таком состоянии его гость вряд ли был способен воспринимать музыку во всей ее гениальности, а держать Фьялара на грани боли и напряженного внимания с каждым часом становилось все труднее. Однажды Кужлейка пробовал лечить одного из своих невольных слушателей собственной кровью, но результат оказался плачевным – восторги гуля были вызваны не столько игрой Таможиуса, сколько кровавой связью, и чистота эксперимента была нарушена.

Тореадор снова прошелся языком по глубоким порезам и царапинам, с каждым новым раундом все более густой сетью покрывавшим плечи и грудь гнома. Силой влил в рот вино, в которое подмешал заранее целительное зелье, раздобытое у Тремере. В глазах гнома снова загорелся огонек ненависти, и Кужлейка, довольно кивнув сам себе, направился к столу за инструментом, напоследок снова полоснув когтями по плечу Фьялара.

— Пойди, потерзай инструмент, — зло бросил Фьялар.

Язык во рту распух, запах кислого вина забивал ноздри, боль, перестав быть дурманяще-острой, залегла глубоко. Несмотря на «лечение», полностью последствия кровавой игры скрипача не проходили.

— Может, ты мне просто завидуешь? — отозвался Таможиус, снова пристраивая скрипку к подбородку. – Ты, жалкий дилетант, играющий свою варварскую музыку и не понимающий всего величия классики.

— Величие не в скорости извлечения звуков, — Фьялар, забывшись, попытался покачать головой, но железный ошейник сдавил шею и голос слегка захрипел, — музыка не в пальцах. И не в голове – сколько ни трать на штудирование трактатов, главное ускользнет от твоего понимания. Музыка в сердце. А у тебя его нет.

Таможиус тихонько захихикал, поднимая смычок.

— Вот видишь, — сказал он, наклоняя голову к подушечке, — ты уже принимаешь участие в дискуссии. А значит, открыт для моих аргументов. Я докажу тебе…

Кужлейка замолчал, прислушиваясь. Фьялар напряг слух, но ничего, кроме тихого шороха бегущих по каменному полу тараканьих лапок, не уловил. Таможиус снова взялся за скрипку, но на этот раз дверной звонок донесся отчетливее, кто-то настойчиво вдавливал кнопку в стену.

— Кажется, за тобой пришли, — с улыбкой констатировал Таможиус, — и кто бы сомневался? Я бы с радостью попросил твоих друзей пополнить ряды слушателей, да не могу. У них сейчас появятся другие дела.

Он снова положил скрипку и достал из кармана брюк телефон.

— Ал, мышки унюхали сыр. Приезжай за добычей. И не задерживайся, чем скорее вы прекратите шуметь, тем лучше. Меня посторонние звуки отвлекают.

Таможиус обернулся к Фьялару и улыбнулся, широко и весело, обнажая клыки.

— А теперь поглядим, станет ли твое сердце восприимчивее к моей бессердечной музыке, когда боль в нем сравнится с болью от моих когтей. Играть я пока не могу, но это не значит, что мы не сможем весело провести время. Проси своих Богов, Фьялар, чтобы там, наверху, закончили поскорее. Чем дольше твои друзья останутся в живых, тем сильнее ты пожалеешь о том, что не умер раньше. Начали.

— Не нравится мне это, — сказала Кэти, продолжая давить на кнопку, — или он в подвале и не слышит звонка, или не хочет открывать. Второе вероятнее, слух у него музыкальный.

— Он настолько туп, что не понимает – мы вынесем эту дверь в полминуты? – Норвик отстранил Кэти, примеряясь топором к замку.

— Не настолько, — вздохнула Кэти, — именно это мне и не нравится.

— Ясно, — Делия обернулась к Сэмюэлю, — уводите эту сволочь, срочно. Не хватало еще, чтобы он «случайно» попал под шальную пулю. Возможно, он знает больше, чем рассказал, а времени на расспросы у нас нет.

Сэмюэль кивнул, и, зажав голову китайца в сильных ладонях, заглянул ему в глаза, тихо шевеля губами.

— Готово, — кивнул он, — удачи вам, ребята. Увидимся в отеле.

Журналисты подхватили «подвыпившего друга» под локти и уволокли вниз по улице, ловить такси.

— Давай, — кивнула скальду Делия, — заходим. Войцех, Рамо, Хоакин, — вы в арьергарде. Норвик и Бранка идут первыми, здесь понадобится не одну дверь вышибить. Мы с Диззи и Кэти – по обстоятельствам.

Норвик взмахнул топором, и щепки брызнули во все стороны. С третьего удара тяжелая дверь поддалась, пропуская их в темный, пахнущий сыростью и старым тряпьем квадратный коридор. За ним обнаружилась