Упреждающий удар Сталина. 25 июня - глупость или агрессия - Марк Солонин

Несколько более информативны сведения по потерям фронтов (Северного за весь период его существования и Карельского в 1941 году) (9, стр. 232, 250). Цифры убитых и пропавших без вести разделены, в результате соотношение числа раненых и убитых укладывается в стандартное 1 к 3; хронологически включены все периоды войны, кроме последней, самой трагической недели боев на Карельском перешейке (окруженные и разгромленные соединения выборгской группировки с 23 августа считались уже войсками Ленинградского фронта). Если достаточно условно (т. е. на основании предположения о пропорциональной зависимости числа потерь от количества дивизий Северного фронта, воевавших на «немецком» и «финском» фронтах) предположить, что потери 14-й армии в Заполярье составили 25 % от общих потерь Северного фронта, то можно прийти к следующей ориентировочной оценке потерь Красной Армии во 2-й советско-финской войне:

– Карельский фронт (с 23 августа до конца 1941 г.) 14 720 убитых, 19 317 пропавших без вести, 43 758 раненых и заболевших;

– Северный фронт (с 29 июня по 23 августа 1941 г., без учета потерь 14-й армии) 17 750 убитых, 47 343 пропавших без вести, 47 178 раненых и заболевших;

– всего 32 тыс. убитых, 67 тыс. пропавших без вести, 91 тыс. раненых и заболевших, общие потери – 190 тыс. человек.

Скорее всего приведенные цифры достаточно реалистичны. То, что полученное число пропавших без вести (67 тыс.) больше числа попавших в плен (64 тыс.), неудивительно, так как кроме пленных в категорию «пропавшие без вести» входят убитые и раненые, оставленные на поле боя при отступлении, а также дезертиры. При всей своей неточности даже эти весьма условные цифры позволяют сделать некоторые вполне конкретные выводы.

Первое. Общие потери (порядка 190 тыс. человек) равны численности 13 стрелковых дивизий, полностью укомплектованных по штатному расписанию военного времени. Другими словами, 23-я и 7-я армии Северного фронта, а также полученные ими в ходе войны подкрепления были практически полностью выведены из строя. А это означает, что слово «разгром», вынесенное в название данной главы, является единственным точным определением того, что произошло летом – осенью 1941 г. среди лесов и озер Карелии.

Второе. Боевые потери (убитые и раненые) финской и советской армий вполне сопоставимы. В силу условности нашей оценки потерь Красной Армии не имеет смысла приводить точные арифметические соотношения, но в любом случае речь идет о величинах одного порядка. И этим боевые действия на финском фронте радикально отличаются от ситуации на «немецком фронте», где потери противника были в разы меньше потерь Красной Армии. Воевать «малой кровью» с вооруженной на уровне лучших мировых стандартов Красной Армией финская армия не умела (да и не могла, принимая во внимание уровень подготовки основной массы личного состава, слабость артиллерии, почти полное отсутствие танков и авиации).

Третье. Даже на финском фронте (т. е. там, где противник не имел никакого технического превосходства и не мог резать оборону советских войск «танковыми клиньями») потери пленными в Красной Армии оказались в два раза больше числа убитых.

Четвертое. Какими бы тяжелыми ни были потери Красной Армии в ходе 2-й советско-финской войны, они все равно оказываются значительно меньшими, нежели потери в чудовищной бойне «зимней войны» (127 тыс. убитых и навсегда пропавших без вести, 232 тыс. раненых, обмороженных и заболевших) (9, стр. 99, 101, 122).

Завершая краткий обзор событий 2-й советско-финской войны, нельзя не упомянуть и о судьбе советской военной базы, созданной на «арендованном» у Финляндии полуострове Ханко.

Реальной задачей ВМБ Ханко было заблаговременное создание плацдарма для высадки войск Красной Армии в 100 км от Хельсинки. После того как о довоенных планах вторжения в Финляндию пришлось забыть (а это случилось уже через неделю после начала войны), дальнейшее существование советской базы на Ханко потеряло всякий оперативный смысл. Декларируемая задача базы («перекрыть артиллерийским огнем вход в Финский залив») так и осталась пустой демагогией: ни одного выстрела по кораблям германского флота ВМБ Ханко не произвела. По самой простой причине – немцы и не собирались вводить свой флот в Финский залив, а если бы и собрались, то преспокойно прошли бы южным фарватером, вне зоны поражения артиллерии базы. Два финских броненосца, все те же неуловимые «Ильмаринен» и «Вяйнемяйнен», предприняли несколько ночных артиллерийских обстрелов ВМБ Ханко (2, 4 и 12 июля, 2 сентября и 15 ноября). Береговые батареи базы, не имея никаких приборов для обеспечения прицельной стрельбы ночью, не смогли оказать хотя бы минимальное противодействие (торпедные катера Балтфлота к тому времени уже покинули Ханко) (106).

Находившийся на Ханко кадровый личный состав (порядка 28 тыс. человек) и огромное количество первоклассного вооружения следовало уже в начале июля 1941 г. немедленно эвакуировать. Несколько забегая вперед, отметим, что в конце концов с Ханко в Ленинград было доставлено 22,8 тыс. бойцов, 26 танков «Т‑26», 72 орудия разных калибров, 590 пулеметов, 22,5 млн винтовочных патронов, 111 радиостанций. В целом гарнизон Ханко по своему реальному боевому потенциалу превосходил все ленинградские дивизии «народного ополчения», вместе взятые. В июле 41-го успешная эвакуация была еще возможна, так как Краснознаменный Балтфлот не был изгнан со своей главной базы в Таллинне и, соответственно, мог обеспечить прикрытие эвакуации на море и в воздухе.

К концу августа 1941 г. немцы заняли всё южное побережье Финского залива. 28 августа начался злосчастный «таллиннский переход», после которого уцелевшие суда перешли в Кронштадт, который на следующие три года превратился в главную базу Балтфлота. После ухода флота из Таллинна и после потери всех аэродромов в Эстонии обреченная ВМБ Ханко оказалась в глубоком «морском тылу» противника, который безоговорочно господствовал в море и в воздухе. Однако решение об эвакуации Ханко не было принято ни до «таллиннского перехода», ни после него. Более того, Ставка по меньшей мере трижды (13, 14, 21 августа) отклонила соответствующие предложения командования Балтфлота. Вероятно, Сталину полуостров Ханко был дорог как память. Как память о тех незабвенных днях 1939 года, когда он, подобно ханам Золотой Орды, вызывал к себе на поклон правителей соседних стран, диктовал им свои условия и чертил на карте границы некогда суверенных государств…

Начался сентябрь 41-го, и начался период самых ожесточенных боев на южных подступах к Ленинграду. Судьба города висела на волоске, и уже готовилась крупномасштабная операция по уничтожению сотен промышленных и культурных объектов «второй столицы» СССР. Гарнизон Ханко – разумеется, не по своей воле – продолжал бессмысленное «сидение», которое позднее советская историография назвала «героической эпопеей обороны Ханко».

Газета «Правда» публиковала патетические «письма защитников Ханко» такого, например, содержания: «На суровом скалистом полуострове, в устье Финского залива, стоит несокрушимая крепость Балтики – Красный Гангут. Пятый месяц мы защищаем ее от фашистских орд, не отступая ни на шаг…» Бывший командующий КБФ (а позднее – доктор исторических наук) адмирал Трибуц с гордостью отмечает в своих мемуарах, что, «несмотря на тяжелые условия обороны, партийная организация непрерывно росла. 4000 защитников Ханко вступили в ряды Коммунистической партии. В комсомол было принято свыше 1000 человек. Некоторые подразделения целиком состояли из коммунистов и комсомольцев…»