Девятые Звездные войны - Эдмонд Мур Гамильтон

не смогут и умрут от голода. Тебе понравилось бы жить рядом с сортиром, полным скелетов?

— Вряд ли,— признался Пис, водя глазами по лаборатории. Непосредственная угроза миновала, и любопытство брало свое. Лаборатория, хотя и находилась в ужаснейшем состоянии, была тем не менее уставлена довольно дорогим оборудованием, и Пису пришло в голову, что изобретатель, который может себе позволить купить здание фабрики — человек удачливый и способный. Конечно, глядя на самого Лежэ, трудно было в это поверить, но ведь может же человек быть и гением и сумасшедшим одновременно!

В это время ремни упали с рук Писа и он благодарно пошевелил пальцами.

— Приятное у вас тут местечко,— сказал он.— Над чем сейчас работаете?

Лежэ бросился к столу и схватил револьвер.

— Я еще не рехнулся, чтобы...

— Стоп! Ведь мы договорились, что я не шпион!

— Разве это причина, чтобы я раскрывал тебе секреты, за которыми может охотиться настоящий шпион?

— Наверное, нет,— не желая излишне раздражать маньяка с револьвером, Пис решил перевести разговор на нейтральную тему. Он расстегнул розовый бюстгальтер, все еще красовавшийся на его груди, поднял его за лямку и восхищенно-насмешливо присвистнул:

— Еще немножко поработать,— сказал он,— и в эту штуку можно будет засунуть всю машину!

— Сексуальный маньяк! Грязная свинья!— завопил Лежэ.— Ты осмелился оскорбить мою дочь!!!

— Профессор, но я не...

— Отвратительно! Гнусно!— Дуло револьвера рисовало в воздухе устрашающие восьмерки.— Я изо всех сил стараюсь защитить мою машину, мою прелестную крошку, мою сладкую невинную маленькую...

— Вряд ли она такая уж маленькая,— рассудительно сказал Пис в попытке разрядить эмоционально взрывоопасную ситуацию.— Я хочу сказать...

— Боже милосердный! Где же предел твоей похоти и сладострастию?! Даже под дулом револьвера ты не способен думать ни о чем другом, как о размере...

Лежэ оборвал себя на полуслове, в глазах его разгорелся новый решительный блеск, револьвер уставился точно в сердце Писа.

— Довольно! Пришла пора сказать друг другу прощай-прощай!

Пис отступил на несколько шагов.

— Вы не можете убить безоружного!

— Не очень-то рассчитывай на это!— В голосе Лежэ появился зловещий холодок.— Пошевеливайся!

— Куда...

— Назад в машину времени, конечно! Пока ты здесь, дочь моя не может чувствовать себя в безопасности!

— Вы не можете засадить меня в эту штуку! Нельзя быть таким бесчеловечным!

— Двигай ногами-ногами!

Пис огляделся, как затравленный зверь.

— По крайней мере, позвольте мне одеться!

— Ты что, думаешь, я идиот? Этот старый трюк типа "позвольте мне выкурить сигарету" не пройдет! Я слишком часто хожу в кино, юнец! Ты нажимаешь кнопку на сигарете, и слезоточивый газ лупит меня прямо по глазам! Отличная уловка, только на этот раз она не сработает, потому что я далеко превосхожу тебя умом!

— Нет у меня никаких сигарет!— воскликнул Пис.— Я хочу только одеться!

— И выдавить газ из пуговицы на рубашке? Пошевеливайся!

Пис поплелся к двери, Лежэ — за ним. Поравнявшись с последним столом, Пис попытался спасти остатки своего достоинства — схватил газету, которую рассматривал раньше, стряхнул с нее последние засохшие крошки, и обернул вокруг кресел. Он позволил подвести себя к туалету, но в последний момент уперся — страх перед неизвестным пересилила все его остальные эмоции.

— Послушайте,— сказал он, поворачиваясь лицом к противнику,— сейчас довольно высоко над землей, и следует вдуматься, что произойдет, если я окажусь во времени, когда этот дом еще не был построен.

— Ладно уж, вдумаюсь.— Лежэ изобразил на лице работу мысли, и постепенно оно просветлело.— Мне это нравится! Мне это нравится!

— Вам нравится, что я упаду и разобьюсь насмерть?

— К сожалению, я буду лишен возможности созерцать этот спектакль. Машина времени работает по принципу затухающих колебаний — так уж они устроены. Скорее всего, ты вынырнешь в будущем где-нибудь поблизости от точки, в которой исчез.

— Это всего лишь предположение,— сказал Пис тоном обвинителя.— Вообще-то я чувствую, что у вас все равно не хватит решимости нажать на курок, и поэтому...

— Что?

— Я отказываюсь войти в эту дверь!

Лежэ пожал плечами:

— Это твои похороны!

Он щелкнул предохранителем, всем видом изображая человека, готового совершить хладнокровное убийство. Пис, начиная подозревать, что серьезно ошибся в своих рассуждениях, непроизвольно отступил на шаг. Последовала рвущая нервы пауза, но в конце концов дуло револьвера неуверенно заколебалось. Пис чуть было не застонал от облегчения.

В это время наверху на лестнице послышались шаги, и взору Писа явилась, ощетинившись бигудями и купаясь в складках стеганого нейлона, исполинская розовая копия профессора Лежэ, но только женского рода.

— Ах, папочка,— промолвила она густым баритоном,— ты снова украл у меня лучший лифчик для своих глупых...

Тут она заметила Писа, умолкла, по ее лицу расплылась недоверчивая поначалу, но широченная в конце концов улыбка, и, распростерши руки для предстоящего объятия, она рванулась к Пису.

— Норман, ты вернулся ко мне!!!

Реакция Писа была чисто инстинктивная. Спиной вперед он прыгнул в туалет, обо что-то споткнулся и рухнул на унитаз. Послышалось громкое гудение, свет замигал, и объемистые фигуры профессора и его дочери растворились, оставив дверной проем пустым. Изо рта Писа вырвался громкий стон — он опять, но одетый на этот раз только в газету, отправился путешествовать во времени.

Глава 8

Стены крохотной комнатки начали менять цвет.

Исчезла одна из главных причин для беспокойства — состояние окружающих предметов ухудшилось, и означало это, что путешествует он в будущее, и что здание фабрики не перестанет существовать, оставив Писа в десятке метров над землей. Он слегка успокоился, порадовавшись было передышке, столь необходимой для приведения в порядок перепутавшихся мыслей, но вспомнил, что люди имеют обыкновение носить или перестраивать старые здания. Что ждет его в далеком будущем — смерть под ножом бульдозера? Пересечение тела вновь возведенной стеной?

Встревоженный и огорченный тем, что жизнь его превратилась в серию отчаянных прыжков из кастрюли в сковородку, Пис поерзал на унитазе, и тут же слуховые и зрительные эффекты путешествия во времени исчезли. Сияние пыльного неба установилось на одном уровне, и комната показалась Пису такой, какой он увидел ее впервые. Он бросил нервный взгляд на дверь — не поджидают ли его бронзовотелые великаны с рубиновыми глазами? Но лестничная клетка была пуста. Тишина была почти гробовой, если бы не едва слышащийся гул уличного движения.

Прижимая к чреслам импровизированную юбчонку, Пис осторожно выбрался из туалета. Все вокруг покрывал толстый слой