Тоталитаризм и вероисповедания - Дмитрий Владимирович Поспеловский

исламский террор всегда может найти себе оправдание в текстах Корана. Казалось бы, цитата, приведенная в эпиграфе этой главы, подтверждает мнение критиков ислама. Однако апологеты ислама делают упор на другой цитате из Корана: «Нет насилия в религии». Это изречение можно понять двояко: как запрет на насилие вообще или как запрет на насилие по отношению к тем, кто уже «в религии», то есть к правоверным мусульманам. Что же касается ренегатов ислама или иноверных, оказывающих сопротивление исламу, либо пытающихся заниматься прозелитизмом, то в отношении их

544

не только допускается, но и предписывается насилие[1]. Сопротивление распространению ислама именуется мятежом (фетна) и карается смертью[2].

На самом деле Коран весьма противоречив. Исламоведы указывают на хронологическую и тематическую непоследовательность Корана: события более раннего периода из жизни Магомета следуют за событиями более позднего времени. Например, стихи, посвященные фактически одному предмету — молитве, религиозным ритуалам, нравственности, личной жизни и семейным отношениям, — разбросаны в беспорядке в разных частях Корана вперемежку со стихами политического или исторического содержания. Так, первый стих откровения Магомету — «Читай [Коран] во имя Господне» — находится не в первой суре, а в 96-й. Последний стих Корана, произнесенный Магометом, якобы перед самой смертью, помещен в суре «Стол», открывшейся Магомету за 5 лет до его смерти. И из-за веры в то, что тексты Корана поступали Магомету в виде откровения — как объяснить такую хаотичность Божьего откровения? — мусульманские экзегеты, по-видимому, не решаются упорядочивать священные тексты. Факт тот, что почти за полторы тысячи лет существования ислама не было ни одного критического его пересмотра мусульманскими законодателями или судьями, хотя правильность текста Корана весьма проблематична. Дело в том, что Магомет устно излагал являвшиеся ему в виде откровения тексты своим ближайшим последователям. Некоторые из них запоминали суры целиком либо частично, другие

545

записывали их на камнях, пальмовых листьях или шкурах. Арабский шрифт в то время не имел точек под и над буквами, которыми пользуются теперь для обозначения гласных и иных звуков, не имеющих непосредственного буквенного обозначения. Поэтому за теми же знаками могли стоять совершенно разные слова. Следовательно, многие тексты могли иметь иной смысл, чем тот, что им придается теперь, и многое при чтении Корана просто непонятно и нелогично. Суры были собраны воедино уже после смерти Магомета, в правление халифа Отмана ибн-Аффана (644—656), создавшего редакционную комиссию по сбору всех сохранившихся в памяти или в записях сур в единую книгу[3]. Ввиду вышесказанной беспорядочности и непоследовательности текстов напрашивается вывод, что члены той комиссии были весьма некомпетентны.

Помимо Корана, ислам обладает еще собранием всевозможных высказываний, приписываемых Магомету, якобы сохраненных его последователями и собранных в сборники «Сунны» и «Хадисов» в IX-X веках Аль-Бухари и его учениками. Магомету приписывалось 600 тысяч изречений. При всей авторитетности изречений Магомета для мусульманина эти тексты не обладают священной неприкасаемостью в отличие от текстов Корана, и поэтому мусульманские судьи или законники[4] позволяют себе анализ и «чистку» текстов «Сунны» и «Хадисов», но не Корана. Бухари признал лишь 5 тысяч изречений подлинными. В дальнейшем либеральные мусульманские ученые сократили их численность до 300. Итак, разногласия между мусульманскими законниками относительно подлинности текстов «Сунны» и «Хадисов» так велики, что отказ современных мусульманских законников подвергнуть их экзегетическому исследованию и отредактировать единый авторитетный сборник не может найти себе оправдания,

546

как считает исламовед Чамиех. Эти сборники в значительной степени являются комментариями к Корану, разъяснениями и дополнениями к нему, и отсутствие общепризнанного канонического издания их вносит разноголосицу и хаос в исламоведение.

Здесь уместно сделать некоторые сравнения с христианством. Как известно, до установления канонических текстов Нового Завета в IV веке существовало несколько десятков «евангелий». Но в отличие от мусульманства, не имеющего авторитетной иерархии, у христиан существовала Церковь, основанная Христом и порученная Им апостолам. От апостолов, через совершаемые ими рукоположения, произошло христианское духовенство, и явилась, с одной стороны, регулярная преемственность, с другой — иерархия: диаконы, занимавшиеся в основном благотворительностью и бывшие помощниками пресвитеров, и епископы — прямые преемники благодати от апостолов и их преемников. Вся эта иерархия опиралась на принцип соборности, на соборный голос Церкви как собрания духовенства и мирян. Первым был апостольский собор в I веке, о котором мы знаем очень мало, но ему приписываются первые церковные правила-каноны. Из-за гонений, продолжавшихся до легализации Христианской церкви в начале IV века, общецерковных соборов не могло быть. Но, начиная с IV века, на Вселенских соборах разрабатывается и утверждается догматика — учение Церкви, являющиеся выводами из содержания и смысла канонических Евангелий и принимающие также во внимание сложившееся устное предание, идущее от апостолов[5]. Это и была та авторитетная церковная структура, которая занялась исследованием

547

ходивших по рукам списков, ново-и ветхозаветных, приписывавшихся разным пророкам, апостолам и даже самой Деве Марии. И вот несколько десятков списков были признаны апокрифами, то есть тайными, сокровенными, подлинность авторства и содержания которых оспаривалась.

Признание текстов каноническими (четыре Евангелия, то есть «Благие вести», 21 апостольское послание и «Откровение Иоанна Богослова») было основано на текстологическом анализе, установлении смысловой и текстуальной связанности между ними, близкого по духу и по содержанию изложения одних и тех же явлений, событий и слов Христовых. С другой стороны, апокрифы были отвергнуты как несоответствующие или очень отдаленно приближающиеся к текстам, признанным каноническими. Апокрифы изобилуют беспричинными чудесами, скорее напоминающими сказку и не имеющими поучительного смысла[6], в то время как в канонических Евангелиях и Посланиях все действия Христа, в том числе и чудеса, глубоко осмыслены и поучительны; они сверхъестественны, а не противоестественны. Согласно исследованиям серьезных экзегетов, да и указаниям в некоторых апостольских посланиях, евангелисты были современниками Христа. По крайней мере евангелисты Матфей и Иоанн знали Христа лично (евангелист Иоанн и апостол Иоанн это, по-видимому, одно и то же лицо). Лука же сам говорит, что он пишет на основании рассказов очевидцев земного жития Христа, «исследовав все с самого начала ... так как уже многие взялись за составление повествования о совершившихся среди нас событиях»[7].

548

Попробуем теперь сравнить эту раннюю историю христианства с соответствующим периодом в зарождении и ранней истории ислама. Казалось бы, тут много общего. Магомет родился в 570 году, а умер в 632. Как и Христос, Магомет передал своим ученикам только устную проповедь. Весь корпус устного и частично письменного наследия Пророка (то, что было записано его учениками и собрано по распоряжению первого халифа ибн-Аффана при всех