Том 4. Белая гвардия - Михаил Афанасьевич Булгаков

не открываете?

Николка. Сейчас, Алеша, сейчас... У нас тут несчастье.

Алексей открывает, впускает Мышлаевского и Студзинского. Мышлаевский со свертком.

Студзинский. Ура! Доктор на ногах! Когда встали?

Алексей. Вчера в первый раз.

Студзинский. Очень рад...

Мышлаевский. Здорово, Алеша!

Студзинский. Елка, подумайте! Очень хорошо...

Алексей. Это у нас традиция.

Студзинский и Мышлаевский раздеваются. Входят в гостиную.

Мышлаевский (целуясь). Ну-с, Алеша, с двойным праздничком. С сочельником и с благополучным прибытием товарища Троцкого в Киев. Опять, стало быть, в бест[92] к тебе в квартиру садиться. Можно?

Алексей. Ради бога...

Николка (тихо Лариосику). У него с собой есть. Обойдется...

Студзинский. Здравствуйте, господа!

Мышлаевский. Водкой пахнет! Ей-богу — водкой! (Грозно.) Кто пил водку раньше времени?

Алексей. Что ты, Христос с тобой!

Мышлаевский. Да слышу я! (Заметил пятно.) Что же в этом богоспасаемом доме делается? А? Вы водкой полы моете? Кто это сделал, признавайтесь! (Лариосику.) Что ты все бьешь? Что ты все бьешь? Это в полном смысле слова золотые руки! К чему ни притронется, хлоп! Осколки. Музейный человек...

Лариосик. Чего ж ты на меня кричишь, Витенька?

Студзинский. Виктор!

Мышлаевский. Ты подумай, что ты разбил! Но если у тебя уж такой зуд в руках, бей тарелки!

Алексей. Ну нет, позвольте!

Лариосик. Мне так не везет. Нет, я вижу, мне невозможно жить между людьми. Мне нужно уйти от них. Я приношу только несчастье.

Мышлаевский. Ну, ну, Ларион...

Алексей. Знаешь что, Виктор, я тебя попрошу все-таки: ты на людей перестань бросаться. И в особенности на Лариона Ларионовича. Нельзя же, в самом деле, злоупотреблять деликатностью.

Мышлаевский. Ларион. Ты обиделся на меня? Брось! Я вспыльчив, но я и отходчив. Я на тебя уже не сержусь. Давай руку!

Алексей. Ну и отлично.

Мышлаевский. Где Елена?

Алексей. Погоди немного. Мы ее потом позовем. Дело вот в чем, господа...

Николка. Товарищи! Господа все с гетманом уехали...

Алексей. Слушайте, товарищ капитан, красные город занимают?

Студзинский. Точно так.

Алексей. Далеко они?[93]

Студзинский. На плечах у этих идут. Сейчас последние колонны петлюровцев проходили. Значит, эти будут с минуты на минуту. Обсудить надо положение.

Алексей. Придется.

Николка. Митинг! Митинг!

Мышлаевский. Правильно! Садитесь, дорогие товарищи! Где Шервинский? Зовите Шервинского!

Алексей. Не надо, Виктор! Не мешай им. За него не беспокойся. Он устроился в оперу, и никто его трогать не будет.

Николка. Правильно! Предлагаю выбрать председателем Алешу!

Алексей. Я не хочу. Господа, я калека...

Лариосик. Вас, вас, Алексей Васильевич!

Мышлаевский. Садись, Алеша!

Николка раскрывает ломберный стол.

Мышлаевский. Зажигай сразу и свечи. Все равно сейчас винтить сядем.

Николка зажигает.

Студзинский. Итак, председательствует на митинге, как старший, доктор Турбин.

Алексей. Секретаря предлагаю выбрать.

Мышлаевский. Лариосика! Он человек грамотный. Стихи пишет!

Лариосик. Я, господа, очень вам благодарен. Я ведь человек не военный.

Мышлаевский. Как бутылки бить, ты военный? А я военный? Почему я военный? Садись, Ларион.

Алексей. Итак, в повестке дня у нас два вопроса: один — приход товарища Троцкого в город, а второй — текущие дела. Возражений нет?

Студзинский. Нету.

Алексей. Слово для информации предоставляется бывшему капитану, Александру Брониславовичу Студзинскому.

Николка. Чисто как у большевиков! Честное слово! (Берет гитару.) Троцкий, если бы увидел, прямо бы обнял нас. Порядок образцовый. И физиономии у всех сознательные...

Алексей. С места не говорить!

Студзинский. Информация моя будет краткой. Войска большевиков, по слухам предводительствуемые самим Троцким, вытеснили Петлюру из Киева. Таким образом, сегодня Украина становится советской, а что нам делать, — неизвестно.

Николка в продолжение митинга тихо бренчит на гитаре разные мотивы.

Алексей. Вы кончили?

Студзинский. Больше говорить нечего.

Пауза.

Николка. Товарищ председатель, я прошу слова: предлагаю всем бежать за границу. Вот!

Алексей. Кончил?

Николка. Кончил.

Алексей. Кто желает еще?

Студзинский. Положение наше трудное. Что мы, в самом деле, делать-то будем? Как мы будем жить? Ведь они самого слова «белогвардейцы» не выносят! Жизнь начнется удивительная, непонятная и для нас совершенно неприемлемая. Может быть, действительно, пока не поздно, подняться и уйти всем за петлюровцами?

Мышлаевский. Куда?

Студзинский. За границу.

Мышлаевский. А дальше, за границей, куда?

Алексей (стучит). Вы кончили?

Студзинский. Кончил.

Николка. Туманно... туманно... большие испытания... ох, большие испытания... Будем мы еще биться с красными...

Мышлаевский. Позвольте мне...

Алексей. Пожалуйста, товарищ!

Мышлаевский. Только я рюмку водки выпью. (Идет к столу, пьет.)

Студзинский. Тогда уж и мне позвольте.

Мышлаевский. Испытания?.. Испытания? Да что я, в самом деле, у бога теленка съел, что ли? В 1914 году, когда добрые люди глазом моргнуть еще не успели, мне уже прострелили левую ногу! Раз. В 1915-м — контузили, и полгода я ходил с мордой, свороченной на сторону. В 1916 году разворотили правую ногу, и я до сих пор в сырую погоду не могу от боли мыслей собрать. Только водка и спасает. (Выпивает рюмку.) Но это было за отечество. Ладно. Отечество, так отечество. В 1917-м наши батарейные богоносцы ухлопали командира за жестокость. А мне говорят: уезжайте вы, ваше высокородие, к чертовой матери, а то, хотя вы человек хороший, — вас за компанию убьют. Ладно. К чертовой, так к чертовой. Приезжаю домой, к гетману. Здрасьте! Немедленно заявляют: Мышлаевский, спасай отечество! Во-первых, — петлюровцы, а за ними большевики. Мышлаевский, как болван, полетел. Ногу отморозил, крутился, вертелся. Людей на его глазах побили! И не угодно ли? Большевики, и опять жди испытаний и бейся. Ну нет! Видали? (Показывает зрительному залу кукиш.) Фига!

Алексей. Собрание просит оратора фиг не показывать. Изъясняйтесь словами!

Мышлаевский. Я сейчас изъяснюсь, будьте благонадежны! Что я, идиот? В самом деле? Нет, я Господу Богу моему, штабс-капитан, заявляю, что больше я с этими сукиными детьми, генералами, дела не имею... Я кончил!

Николка. Капитан Мышлаевский большевиком стал! Ура!

Мышлаевский. Да! Ежели угодно, я за большевиков, но только против коммунистов.

Шум.

Николка. Так ведь они же...

Студзинский. Слушай, Виктор...

Лариосик. Вот так происшествие...

Алексей. Тише!

Студзинский. Слушай, капитан. Ты упомянул слово «отечество»? Какое же отечество, когда Троцкий идет? Россия кончена. Пойми: Троцкий! Доктор был прав. Вот он, Троцкий!

Мышлаевский. Троцкий! Великолепная личность! Очень рад. Я бы с ним познакомился и корпусным командиром назначил бы...

Студзинский, Николка. Почему?

Мышлаевский. А вот почему! Потому! Потому что у Петлюры, вы говорили, сколько? Двести тысяч. Вот эти двести тысяч салом пятки подмазали и дуют при одном слове «Троцкий». Троцкий! И никого нету. Видал? Чисто! Потому