О Китае - Генри Киссинджер

Когда я вновь посетил Китай в 1992 году, Цянь Цичэнь охарактеризовал коллапс Советского Союза следующим образом: «Как последствия взрыва — взрывная волна прошлась повсюду». Коллапс Советского Союза действительно создал новую геополитическую обстановку. Оценивая новый ландшафт, Пекин и Вашингтон обнаружили, что их интересы больше не совпадают с такой очевидностью, как в дни существования почти союзнических отношений. В те времена разногласия существовали преимущественно по вопросу тактики сопротивления советской гегемонии. Теперь же, когда общий противник лишился сил, на передний план неизбежно вышли различия в системах ценностей и мировоззрений руководств двух стран.

В Пекине конец «холодной войны» встретили с примесью облегчения и страха. С одной стороны, китайские руководители приветствовали дезинтеграцию советского противника. Возобладала стратегия Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина активного и даже наступательного сдерживания. В то же самое время китайские руководители не могли не сделать сравнения между развалом Советского Союза и их собственными внутренними вызовами. Они также унаследовали древнюю многонациональную империю и стремились управлять ею как современным социалистическим государством. Хотя процент неханьского населения в Китае был гораздо меньше (около 10 %), чем доля нерусского населения в Советском Союзе (около 50 %), этнические меньшинства с их несхожими традициями входили в состав Китая. Более того, национальные меньшинства проживали в стратегически уязвимых районах, граничащих с Вьетнамом, Россией и Индией.

Ни один американский президент в 1970-х годах не рискнул бы вступить в конфронтацию с Китаем до тех пор, пока Советский Союз представлял собой стратегическую угрозу. Для американской стороны, однако, распад Советского Союза представлял собой нечто вроде окончательного и всеобщего триумфа системы демократических ценностей. В обеих американских партиях считали, что традиционная «история» ушла в прошлое: и союзники, и противники одинаково двигались к признанию многопартийной парламентской демократии и открытых рынков (институтов, с американской точки зрения, неизбежно взаимосвязанных). А любые препятствия, стоящие на пути этого течения, должны были бы быть сметены.

Возникла новая концепция, суть которой сводилась к тому, что роль нации-государства снижалась по своему значению, а международная система отныне базировалась бы на транснациональных принципах. Поскольку подразумевалось, что демократии по своей природе миролюбивые, а автократии имеют тенденцию к насилию и международному терроризму, содействие смене режима рассматривалось как законное действие внешней политики, а не вмешательство во внутренние дела.

Руководители Китая отвергали американский прогноз относительно всеобщего триумфа западной либеральной демократии, но они также понимали: для реализации их программы реформ необходимо сотрудничество с Америкой. Поэтому в сентябре 1990 года они направили «устное послание» через меня президенту Бушу, заканчивавшееся призывом к американскому президенту:

«На протяжении почти столетия китайский народ подвергался запугиваниям и унижениям со стороны иностранных держав. Мы бы не хотели бередить старые раны. Я верю, Вы, г-н президент, как старый друг Китая, поймете чувства китайского народа. Китай ценит китайско-американские отношения и сотрудничество, доставшееся нам нелегко, но он еще больше ценит собственную независимость, суверенитет и достоинство.

В свете новой расстановки сил есть еще большая необходимость в безотлагательном возвращении китайско-американских отношений в нормальное русло. Уверен, Вы сможете найти путь к столь благой цели. А мы будем готовы соответствующим образом отреагировать на любой позитивный шаг, который Вы сможете предпринять в интересах улучшения китайско-американских отношений».

Для усиления лично мне адресованных слов Цзян Цзэминя сотрудники китайского министерства иностранных дел дали мне письменное послание для передачи президенту Бушу. Оно не было подписано и называлось письменным устным сообщением — более официальным, чем просто беседа, но менее очевидным, чем официальная нота. В дополнение заместитель министра иностранных дел, провожая меня в аэропорт, вручил мне письменные ответы на уточняющие вопросы, поднятые мною во время встречи с Цзян Цзэминем. Как и послание, их уже устно передали на встрече, а в письменном виде передали, подчеркивая их значение:

«ВОПРОС: В чем смысл и значение того факта, что Дэн не дает ответ на письмо президента?

ОТВЕТ: Дэн в прошлом году ушел в отставку. Он уже посылал президенту устное послание, где сообщалось о переходе всей административной власти по таким делам полностью к Цзяну.

ВОПРОС: Почему ответ устный, а не письменный?

ОТВЕТ: Дэн прочел письмо. Но поскольку он передал все дела Цзяну, он попросил Цзяна дать ответ. Мы хотели дать возможность д-ру Киссинджеру передать устный ответ президенту из-за той роли, которую д-р Киссинджер сыграл на благо американо-китайских отношений.

ВОПРОС: Известно ли Дэну содержание Вашего ответа?

ОТВЕТ: Конечно.

ВОПРОС: Что Вы имеете в виду, упомянув о том, что США не смогли предпринять „соответствующие меры“?

ОТВЕТ: Самой большой проблемой являются продолжающиеся санкции США в отношении Китая. Было бы лучше всего, если бы президент смог снять их или даже снять де-факто. Кроме того, США играют решающую роль в вопросе о кредитах Всемирного банка. Еще одна проблема касается визитов на высоком уровне, являющихся частью пакета.

ВОПРОС: Готовы ли Вы будете рассмотреть еще одну пакетную сделку?

ОТВЕТ: В этом нет логики, коль скоро и первый пакет не реализован».

Президент Джордж Буш-старший исходя из собственного опыта считал неразумным проводить политику вмешательства в дела самой населенной страны и государства с самой длинной по продолжительности историей самоуправления. Готовый вмешаться при особых обстоятельствах и от имени отдельных лиц или отдельных групп, он полагал, что конфронтация по всем вопросам из-за внутренних структур Китая поставит под угрозу отношения, жизненно важные для национальной безопасности Америки.

В ответ на устное послание Цзян Цзэминя Буш сделал исключение в связи с запретом на визиты в Китай на высоком уровне и предложил государственному секретарю Джеймсу Бейкеру посетить Пекин и провести там консультации. Отношения на какой-то период стабилизировались. Но когда полтора года спустя к власти пришла администрация Клинтона, они вновь, на протяжении почти всего первого срока новой администрации, превратились в гонку на американских горках: то взмывали вверх, то опускались до низкой точки.

В ходе президентской кампании в сентябре 1992 года Билл Клинтон бросил вызов принципам правления в Китае и критиковал администрацию Буша за «обхаживание» Пекина после Тяньаньмэнь. «Китай не сможет всегда противостоять силам, выступающим за демократические перемены, — говорил Клинтон. — Однажды он пойдет по пути коммунистических режимов в Восточной Европе и в бывшем Советском Союзе. Соединенные Штаты должны сделать все возможное, чтобы стимулировать этот процесс»[657].