Чинди - Джек Макдевит

Много времени Тор уделял и своему дневнику, записывая впечатления от увиденного в «выставочных павильонах» и от времяпрепровождения на корпусе (с тех пор, как «Мемфис» был для него потерян, ему расхотелось описывать сами «выставки»). Но когда он перечитал свои заметки и обнаружил, что они чересчур сентиментальны, ему пришлось вносить исправления. В итоге он переписал все. Ведь, в конце концов, он знал: кто-то сюда придет. И каждое из оставленных им последних слов, станет частью легенды о чинди . Поэтому он старался оставаться сухим, холодным и насмешливо удивленным. Он представлял себе, как люди в Смитсонианском институте разглядывают экспонаты в выставочных залах. И как в конечном счете перед ними предстают «Размышления Тора Виндерваля».

Да, сухого, холодного, замкнутого. Того самого типа, которого всем хотелось узнать.

Он проследил, как робот укатил в глубину коридора и исчез за углом, и подумал: «Все было бы великолепно, если бы тот сейчас прикатил прямо на мостик и, вызвав капитана, доложил: „Сэр, Тор ожидает у выходного люка. Ему требуется пара канистр с кислородом. Вполне достаточно, чтобы дождаться, пока придет „Мемфис“ и заберет его“. А потом, вернувшись, произнес: „Для нас ваше присутствие на борту большая честь, мистер Виндерваль. Заходите еще, когда будете по соседству“.

Тор забрался в палатку и наполнил баллоны воздухом. Сигнальная лампа едва светилась. Тор стоял перед компрессором, чувствуя себя потерянным и одиноким, проникаясь жалостью к себе. Затем он оставил агрегат и вновь вышел наружу, ожидая прохождения «Мемфиса». Хатч тоже находилась снаружи, на корпусе своего корабля. Она дважды повторила Тору, что будет там. Он еще раз проверил время. Оставалось всего несколько минут. Разумеется, возможности узнать, когда именно она собиралась появиться там, не было. Обычно когда люди говорят: «Мы будем там-то через полтора часа», подразумевается определенная погрешность.

— Хатч, — сказал он, активируя канал связи, — я хотел бы провести остаток жизни рядом с тобой. — И усмехнулся. По всему выходило, что так оно и случится.

Ровный хор шумов вселенной стал ему ответом. Если слушать внимательно , как говорилось в старинной песне, можно услышать Бетельгейзе .

— Я все еще здесь, Тор .

И снова он поразился, какой близкой казалась Хатч, как будто стояла позади него или за ближайшим гребнем.

— Хатч, ты все-таки меня слышишь? Ответь, если да.

— Сейчас ты всего в нескольких секундах полета от нас. Я хочу, чтобы ты поговорил со мной, — сказала она.

А я что делаю?

Гребни по обе стороны от внешнего люка были невысокими. Едва заметными волнами на обширной поверхности камня. Но он все-таки выбрал точку, которая казалась самой высокой, хотя и без того мог свободно видеть все вокруг. Он подошел, покачал головой и забрался на самый верх. «Мемфис» должен появиться строго впереди. Где-то за передней кромкой чинди . За тем местом, где смыкались гребни. Где-то .

Он терпеливо ждал, прикрывая глаза от несуществующего слепящего света. С одной стороны возникло какое-то движение. Но это было всего лишь облачко пыли. Микрометеорит.

И затем:

— Я люблю тебя, Тор .

Что ж, это последнее было, в общем-то, неплохой новостью.

Едва различимое изменение в передаче и в ее голосе подсказало ему, что тот искажен эффектом Доплера. — Прощай, Присцилла, — сказал Тор.

Он выпрямился во весь рост, отчаянно желая, чтобы заблудившийся камень попал прямо в него, освободив от необходимости самому принимать подобное решение. Помог бы покончить со всем этим.

Хатч была права. Ничто внутри чинди не стоило его жизни. Может быть, умереть и стоило, но лишь в каком-то смутном философском смысле. И только ради чьего-то спасения. Когда Пит, и Герман, и остальные погибали, их поступки казались смелыми, достойными, уравнивая высокую жертву с высокой целью. С попыткой открыть окно, чтобы различные расы наконец-то смогли бы узнать своих ближайших соседей.

Но присутствие на «Мемфисе» Присциллы Хатчинс подчеркивало, почему гораздо лучше оставаться в живых .

Тор вновь спустился и отправился попрощаться с «оборотнем». Коридоры, которые когда-то казались такими широкими и просторными, теперь были ему тесны. «Оборотень» поджидал его в темноте. Еще одно существо, увезенное так далеко от дома.

Тор стоял и смотрел на него при свете фонаря, прикрепленного к запястью. То, что Хатч говорила о скорости чинди , начинало обретать смысл, и он почувствовал себя еще более одиноко. Пока Тор стоял и разглядывал изваяние, он понял, почему чинди так и не «прыгнул» и почему он перемещался с высокой скоростью. И еще Тор начал сознавать, каким по-настоящему старым должен быть этот корабль.

Когда земляне впервые обнаружили его, Джордж надеялся, что им удастся вовлечь его экипаж в диалог. Привет, мы явились с Земли. А вы откуда, друзья?

— Как поживаешь, волчара?

Этот экспонат, скорее всего, был воплощением чьей-то идеи, зародившейся неизвестно где, образа правителя Вселенной. Тор обозревал изваяние в течение нескольких минут. А ведь «оборотень» выглядел вполне рассудительным и практичным. И, в определенном смысле, спокойным и невозмутимым. Пожалуй даже, в нем было своего рода величие.

Если в Его облике что-то и преобладало, то только направленность на изображение интеллекта , анатомия была вторичной.

— Я никогда не верил в Тебя, — сказал Тор. — И по-прежнему не верю. — Выключил свет. — Прощай, любезнейший «оборотень». Я долго не приду сюда.

Но по-прежнему казалось, что глаза этого создания видны даже в темноте.

Тор попятился к двери.

— Хотя я был бы очень благодарен, если бы ты придумал способ помочь мне.

Тор наполнил баллоны воздухом, вероятно в последний раз, и поставил их в стороне. Источник питания уже почти полностью разрядился. Лучшим в данных обстоятельствах, при желании еще потянуть время, было оставаться в палатке до тех пор, пока не погаснет свет. Разумеется, все, что можно было выключить внутри нее, он выключил. Но на самом деле Тору следует сидеть в ней до тех пор, пока система жизнеобеспечения не откажет окончательно и не начнет портиться воздух. И только тогда можно будет перейти на баллоны. Вот, собственно, что необходимо сделать. Возможно, гораздо легче было бы разом покончить со всем этим. Но Тор не верил, что сумеет заставить себя отключить костюм.

Все-таки он был относительно молод и все еще очень любил солнечный свет. Его воображение нарисовало картину внезапного появления «Мемфиса», который обнаруживает лишь его труп. Тор представил, как Хатч в отчаянии и слезах, безутешно прижимает его к груди. Сожалея об упущенном времени, они, возможно, обрели бы новую близость.

Странно. Эта мысль принесла некоторое удовлетворение.