Увечный бог. Том 2 - Стивен Эриксон

Направление их марша пролегало через весь лагерь регуляров, прямо по центральному, самому широкому проходу, мимо неровных рядов палаток, шатров и навесов. Сапер бросил взгляд на небо и тут же снова опустил глаза – сияющие царапины казались ближе, чем когда бы то ни было, и это давило на нервы.

Спрут махнул рукой товарищам по взводу, чтобы тоже двигались вперед, потом оглянулся через плечо – там во главе своих солдат уже шагал Бальзам, еще дальше – Урб. А за ними – остальные. Хеллиан, Бадан Грук, Уголек, Суровый Глаз и тяжи, присоединявшиеся к строю там, где им в голову взбредет.

Сам он оказался за спиной у Курноса – тот постоянно норовил куда-то убрести, словно забывая, к какому взводу отныне принадлежит, но вот сейчас оказался на месте и вышагивал, согнувшись под весом массивного свертка из кольчуги, оружия и щита. К бороде тяжелый пехотинец привязал фалангу пальца на’рука, которая барабанила ему по грудной клетке при каждом шаге. Его искалеченную левую руку охватывали кожаные ремни.

По мере продвижения по обе стороны от прохода впереди них начали собираться регуляры, словно чтобы разметить им маршрут, словно желая в Худом проклятом молчании насладиться зрелищем минующих их морпехов и тяжей. Его беспокойство лишь усилилось. От этих – ни слова, вообще ничего. Словно мы им чужие. Отряд уже достиг самого широкого участка прохода, но единственным источником звука оставался сам марш – тяжелые удары сапог, дребезжание амуниции, – и Спрут, помимо все нарастающего гнева, исполнился странным чувством, будто шагает сквозь армию призраков. Регуляров по обе стороны все прибывало, но он не видел среди зрителей ни одного молодого лица. И хоть бы кивнул кто, хоть бы башку наклонил.

Но ведь и мы выглядим такими же безнадежными стариками, верно? Что они сейчас видят перед собой? Что думают?

Тавор, тебе с этими солдатами особо не позавидуешь. Я их вообще не чувствую. Они хоть что-то понимают? Успели сообразить, что к чему?

Они направляются на восток – преградить путь армии, которую послали на нас ассейлы, и тем купить нам достаточно времени. Но если они не справятся, если не остановят сукиных детей – все пропало. Тогда пойдет прахом и вся наша хренотень.

Вы идете на битву. А нас там не будет, чтобы вам помочь – никому из вас. Ни ударного кулака тяжелой пехоты. Ни кучек морпехов тут и там вдоль линии. Так что если вид у вас сейчас такой, будто вас предали, если вы думаете, что мы вас бросаем, то, Худ меня забери…

Мысль осталась неоконченной, а обуявший Спрута гнев исчез в одно мгновение.

Регуляры начали салютовать им, подняв кулак к груди. Застыв по стойке смирно – как вдруг оказалось, в идеально ровных шеренгах.

Негромкие разговоры среди морпехов и тяжей утихли, и оказалось, что тишина все еще давит, но уже совершенно по-другому. Спрут скорее почувствовал, чем услышал, что рота уже шагает в ногу, во взводе перед ним солдаты за спиной капитана Скрипача становились попарно, впереди – Корабб и Битум, за ними – Улыбка и Корик, дальше – Флакон и Курнос.

– Оставить бы тебя без пары, да и все, – негромко прорычал Бальзам, пристраиваясь справа.

– Притормози, и все дела.

– И заново весь взвод перестраивать? Вообще не помню, когда последний раз был на параде – нет уж, сапер, держимся вместе и молимся Худу, чтобы ни один Худом деланный идиот не споткнулся.

– Я такого не ожидал.

– И я не рад. Тошнит меня что-то. Вообще, куда это мы собрались?

– Спокойней, сержант.

– И собственно, сам-то ты кто, солдат, ради Белого Шакала?

Спрут вздохнул.

– Просто шагай, сержант, и все. Когда все закончится, можно будет снова расслабиться. Обещаю.

– Мы медали получим или что?

Нет. Кое-что другое. То, чего, как сказала адъюнкт, у нас не будет. Взгляни на этих регуляров.

Вот наши свидетели.

– Ты это все видела? – спросила Целуй.

Уголек продолжала смотреть прямо перед собой, но нахмурилась.

– О чем ты сейчас?

– В этих своих видениях – видела? А насчет того, что дальше случится – завтра или послезавтра?

– Оно не так работает.

Сестра вздохнула.

– Забавно. Я и то прекрасно вижу, что с нами будет, прямо до самого конца.

– Нет, не видишь. Это страх в тебе говорит.

– И ему есть что мне сказать.

– Хватит уже об этом, Целуй.

– Нет. Не хватит. Поведай-ка мне о своем видении будущего, где для нас найдется местечко. Я вот могу. У тебя на руках младенец, а впереди мальчонка бежит. Утро, и мы идем к имперской школе – ее как раз начали строить, когда мы поступили в армию. У меня дочка, точь-в-точь как я сама была, только непослушная, прямо демон в человечьем облике. Обе мы уставшие, как оно матерям и положено, а я еще и толстеть начала. Хвастаемся друг дружке детишками, жалуемся на мужей, клянем свою усталость. Жарко, мухи жужжат, гнилыми овощами воняет. Мужья. Когда они, спрашивается, крышу починят, а то ведь эти лентяи вместо того, чтобы заняться чем-то полезным, валяются целый день в тенечке да в носу ковыряют. И если это не то будущее…

– Целуй, прекрати!

К огромному удивлению Уголька, сестра действительно умолкла.

Это у меня первый раз тогда было? Похоже. С сыном Соридо-лесопильщика. Проснулась утром и поняла, что сиськи-то выросли. Мы с ним забрались за старую таможенную пристройку, на горелую стерню, где каких-то несколько дней назад пауков выжигали, я рубаху задрала и показала ему, что у меня есть.

Как же парнишку звали-то? Рильт? Раллит? Как он глаза тогда выпучил! Я из дома флягу уволокла. Персиковое бренди. Такого если глотнуть, потом все равно что огнем дышишь. Я сообразила, что ему нужно будет раскрепоститься. Видит Худ, сообразила. Ну, мы выпили, и я дала ему поиграть сиськами.

А вот пипиську достать насилу уговорила.

Так вот оно и случилось в первый раз. И я б была согласна еще на тысячу, да не вышло. Погиб он через год у папаши на лесопилке – пришел срочный заказ для флота, по слухам, решили опять заняться картулийскими пиратами, дескать, у малазанских правителей прибыли падают или вроде того.

Никакие они были не пираты. Просто такое название для тех, кто не стесняется пограбить.

Могли бы быть и другие парни. Парней-то хватало. Только вот кому охота мять траву на острове, кишащем ядовитыми пауками?

Раллит, или Ральт, или как там тебя, я рада, что мы успели потрахаться, пока ты был жив. Рада, что хоть это у тебя было.

Как годы-то летят. Нечестно оно, вот что.

Я люблю тебя, Хеллиан. Неужто оно так трудно, взять вот эти слова да произнести вслух? И однако стоило Урбу их лишь подумать, как у него челюсть каменела, слово проволокой обмотанная. Тело под доспехами вдруг все в поту, сердце из груди выскакивает, а в глотке тошнотное чувство. Она еще никогда так здорово не выглядела. Нет, она просто прекрасна сейчас. И почему это не он пьянчужка? Мог бы выпалить тогда все то, что хотел, пьяные, они ж не стесняются. Вот только зачем бы он ей такой понадобился? Разве что и она была бы так же пьяна. Но теперь-то она совсем не такая. Взгляд чистый и все время такой живой, словно она наконец-то начала видеть окружающее, лицо тоже больше не вялое, она теперь, наверное, любого мужика способна заполучить, а на него и глядеть не станет.